Она наслаждалась, тем что уже было ей дано, или наоборот тем, что по крупице уходило из ее тела, но кто-то решил испортить  все, бессовестным образом вытащить ее из состояния этой эйфории, казалось, почти разрывая легкие воздухом, заставляя сжаться от спазмов и выгнуться всем телом. В глазах с резью восстанавливалась картинка окружавшего ее подводного мира, и руки, сжимающие ее, слишком сильные сейчас, чтобы достойно сопротивляться.
Рыжая слышала его слова о ее бесполезности, но губы ее не слушались. Она когда-то давно сама пришла к этому выводу, но вот теперь эти слова, произнесенные графом, будили в ней сопротивление к беспечной жизни и ко всему тому, что она выбрала, укрываясь на пыльных улицах города. Ведьмаки не могут быть бесполезными, и она ему это докажет, вот только выберется из этого моря, и докажет…
Как  удар нагайкой по нежной коже ее спины, слова о нерешительности.  Да, что ты знаешь обо мне? Возмущение крепло в организме, разрастаясь и придавая новые силы, впрочем, так было всегда, когда бестия начинала злиться.
- Да, пошел ты… - сдавленный шепот с хрипотцой, тут же закашлявшись, оставляя идею, чтобы продолжить начатую фразу. Попытка пошевелить конечностями, с силой зажмуривая глаза, и не чувствуя контроля над ними. Да, они двигались, но пока как-то нелепо. Расслабься и получай удовольствие… В конце концов он все это сделал, вот пусть теперь и спасает, нечего ему помогать… В раненном безкислородным периодом, мозгу посреди темной комнаты сначала появилось белое освещенное пятно, потом откуда-то старый потрепанный табурет, и лишь затем хрупкая рыжая девочка с энтузиазмом протирающая арбалет.  Что уставилась на меня? Завидуешь? Свой- то ты продала за бесценок…
Удар по мягкой ягодице, мгновенно вырвал ее из забытья, еще удар, дал понять, что она жива, а с третьим ударом вернулся контроль над своим телом. Извиваясь как змея, бестия пыталась достать руками графа,  «виляя» золотистой с подрумяненными ягодицами попой из стороны в сторону, стараясь избежать следующего удара по ней.
- Ты у меня получишь! Хаккар, тебе в друзья… Вот.. – рыжая бесилась от безрезультативности своих попыток, пока изумрудные глаза не наткнулись на колено, через которое его светлость перекинул девушку. Ухватившись двумя руками за обнаженную икру графа, Кара резко поддалась вперед, смыкая свои зубки на еще влажной коже Орландо.

Он сильнее тебя, сейчас он сильнее тебя…Успокойся, малыш, я помогу тебе. Ни табурета, ни арбалету уже не было у той девочки в голове. Он правильно говорит, расслабься, чем больше ты сопротивляешься, тем интересней ему… Обжигающий удар, переворачивал рыжею на спину, рывком раздвинутые ее ножки, ее тело все еще сопротивляется насилию, пытаясь ответить тем же, впиваясь ногтями в спину мучителя в таком не естественном для куртизанке нежелании принадлежать. Расслабься и вспомни, что тебе заплатили, возможно, за это… Опять эта странная девочка в голове, раскуривающая трубку и слишком спокойно относящаяся к мучениям бестии. Расслабься! Визжащие нотки в голове, заглушали физическую боль, заставив Кару дернуться еще один раз и обмякнуть, открывая глаза и спокойно взглянув на графа: - Да, это моя свобода. Ты можешь быть во мне, ты заплатил за это. И не важно, что ты предпочитаешь, но дальше ты не прыгнешь. Дверь не откроется… - пухленькие губки рыжей поползли в стороны, упругие грудки нервно дернулись один раз, потом  второй, разливаясь нарастающим смехом, заглушающим остальные слова, которые говорил его  Светлость.
Сквозь изумрудные сверкающие бликами солнца глаза, на Орладно смотрела  рыжая девочка, слегка склонив голову набок и держа наготове арбалет, мягко улыбаясь захватчику: - Я тебе ее не отдам. Поворачивай, или еще шаг и я стреляю на поражение. Тебе здесь нечего делать, даже если ты прикончишь меня, дверь тебе не открыть, не зная ключа. Ты только ее сделаешь одинокой  на некоторое время, пока новая я не вырасту снова из ее фантазий. Девчушка хихикнула  и нажала на спусковой механизм.
В этот момент рыжая выгнулась, упираясь лопатками в землю, подставляя себя полностью и в тоже время предупреждая как будто, что в любой момент она сможет скинуть  с себя графа, как необъезженная лошадка неумелого наездника.

- Если ты прикончишь ее – девчонка  рассмеялась.  В заразительном смехе явно читалось безразличие, и только вволю нахохотавшись, малышка прибавила – Ты никогда не узнаешь, что там за той дверью. Таких как она много? А может она одна такая? И подобной игрушки у тебя не будет? Решать тебе. Малышка опустила арбалет, затягивая всю картинку мглой, точно кто-то неумелый разлил на полотно черную краску.
Вино? Удивленно и отстранено для самой себя, констатируя как данность, покорно принимая живительную влагу вовнутрь, нисколько не удивляясь способу употребления алкоголя. Впрочем, чем вообще можно удивить куртизанку?  Что она не видела или не чувствовала от мужчин? Да, можно притвориться, соврать, обмануть – назовите, как хотите, что то или иное с ней впервые.  Рыжая привыкла умело подыгрывать любому ведущему или ведомому, такова была ее работа – сделать так, чтобы мужчина обратился за ее услугами еще раз. Так зачем граф мешает карты? Зачем он охотится? Что ты хочешь получить от меня?  Ярко зеленые глаза вновь распахнулись, остро вглядываясь в его лицо и тут же устремились к небу. Будь что будет. Я доиграю его игру, и, несомненно, он будет победителем. Я рождена женщиной – значит давно проиграла в этом противостоянии мужского и женского. Руки бестии слабо вздрогнули и поднялись, с особой доле мягкости и нежности, блуждая в темных волосах Орландо. В ее ласках было больше проникающего сожаления, точно так она признавалась в своей бесполезности перед ним, извинялась за нее. Боль отступала, возвращая силы, возвращая эмоции в нужное русло. Нет, граф, не правильный вариант, если ты все еще хочешь распахнуть дверь, если ты все еще хочешь войти через нее как хозяин, полноправный и единственный хозяин этого рыжего существа.
Тонкие пальцы с силой дернули Вадалиса назад, отталкивая от себя и заставляя перевернуться, рыжая взобралась сверху, нагло прижимая коленями его руки в локте, смотря на него сверху вниз и  посмеиваясь. Ее такой же рыжий пушок вьющихся волос скрывал от обозрения то, из-за чего иногда случались войны и гибли сильнейшие мира, то оружие, которое есть у каждой самочки. Теплая немного влажная, она, сидя на его груди, могла рассказать ему, что бестия начинала заводиться. И  ему, прожившему так долго в этом мире должно быть известно, что только доведенная до исступления в животном желании… Хотя, не утратила ли куртизанка из-за своей работы чувствительность?
- Не люблю цветы, они не способны сопротивляться, а значит живут только покорностью… - наклонившись к уху молодого человека, и бегло проведя по мочке языком, несколько нахально и пошловато – Тебе нужен цветок? На садовода ты не похож… - открытая издевка и последовавший за ней слабый укус в шею, постепенно сжимая зубки сильнее.

Он не поддавался - он принимал правила игры, принимал по-своему, переделывая их на свое усмотрение и свой лад, то позволяя ей вести, то беспринципно отбирая данное им же право. Его губы и дыхание, будили ту, что спала, может быть, слишком долго спала, чтобы вот так сразу проснуться, под действием его рук, его манящей плоти. Нет, рыжая не видела сейчас перед собой мальчика, не видела перед собой графа, но видела мужчину, способного принять такой странный вызов. 
- Покорность равносильна маленькому убийству, а для вечной покорности вообще не стоит рождаться… - выгибаясь дугой, откидываясь назад и подставляя воспаленные желанием грудки, крепче сжимая бедрами его грудь и прижимая к ней свое лоно. Спазмоподобные движения упругого животика бестии, тут же отразились беспорядочной чередой мурашек умело пробегающих от позвоночника к пояснице и рассыпающихся в разные стороны для того, чтобы достичь пальчиков ног, для того чтобы сорвать с ее губ тяжелый вздох, и в то же время перехватить инициативу, не позволяя полностью командовать парадом.
Приподняв немного ягодицы, оставляя при этом влажный след на его оголенном торсе от медленно истекающей соками щелки,  рыжая поддалась вниз, опустив голову и спрятав лицо в спутавшихся кудряшках, мирно стекающих по бокам графа, разделяясь почти с ювелирной точностью на две ровные части. Теперь была ее очередь целовать, и ее очередь выбирать место для поцелуя.
Пухлые влажные губки в легком порыве дотронулись до пупка, обнимая и нежно забирая из него последний воздух, требовательный язычок, издеваясь, прошелся по ним, почти не задевая еще по-юношески нежной коже Орландо. Передавая эстафету этому самому сильному в человеческом теле созданию, розовые лепестки также резко распахнулись, как и накрыли пупок секундами ранее, пропуская его, позволяя спуститься ниже, оставляя след на разгоряченном теле, позволяя начать вальсировать вокруг возбужденного естества графа, дотрагиваясь только щекой. Проворные пальчики уже обхватили его Светлейшество за бедра, хаотично и осторожно надавливая  у основания ягодиц, забегая на внутреннюю сторону бедра. Бестия замерла, поднимая голову, чтобы посмотреть ему в лицо своими вспыхивающими на солнце изумрудами.
- Не все растения одинаково полезны… - еще один смешок, еще один вызов. На него смотрели и куртизанка, и та гордая маленькая стражница, с интересом, с любопытством, словно проверяя тот ли он, или…

Поцелуй, горячий, даже в некотором счете липкий и сладко-соленый был лучшим ответом на немой вопрос, отвечая положительно ей сейчас, все остальное пока перестало существовать и тревожить. Ее тело подставлялось графу с безумным самозабвением, с мучением отвечая на поцелуи и ласки, требуя гораздо большего, намного большего.
-Пусть все останавливается вокруг, но не мы… - глубоким низким голосом, в котором откровенно читалось  как сопротивление так и желание сдаться, спутанное воедино, не давая полной гарантии, что выбор того или другого не окажется обманом.
Каждое движение пальца графа в бесстыдно текущей горячей щелочке, отзывалось новой порцией выделений.  Большая прожигающее сознание пряная боль, которую хотелось унять, исполняя свое предназначение, давая и отдаваясь без остатка, заполняя себя им, позволяя поглотить  себя на этот мгновение, на этот миг именно ему и именно здесь. Повинуясь настойчивости его рук и обнимая трепещущую головку члена уже готовыми губками, рыжая оттягивала разрядку, томительно выводя завитушки язычком по увлажнившемуся канальчику, блуждая по окружности головки, словно примеряя его размеры и привыкая к ним, и лишь потом  стремительно опустилась к основанию, с силой прижав его ягодицы к своему лицу, спускаясь по спирали язычком вниз, для того, чтобы снова подняться наверх и с упоением потерять голову, отвечая взаимностью его плоти, его прикосновениям, в истинно женском порыве и предназначении принадлежать. Заводясь в древнем экстазе и растворяясь без остатка, становясь такой хрупкой, беззащитной и излишне ранимой игрушкой для этого мира, бестия неосознанно открывала дверцу в самое сокровенное, пугающее своей простотой и наивностью. Быть может именно из-за этих мгновений, погибали герои, или в этих мгновениях, где их грубая не терпящая не повиновения сила, наталкивалась на живое, сокровенное, дарующее любовь, обожествляющее и окрыляющее, раня сознание завоевателя тем, что все это может принадлежать не только ему. Привстав рыжая, направила жаждущую ее плоть в себя, удобно устраиваясь на нем, зауксив губку до крови и тихо поскуливая от накатившей волны удовольствия. Ее коготки врезались в его кожу требуя движений в ней, бедра покачивались вперед и назад заманивая в свой природный капкан, даря удовольствие.
Бестия ускорила темп, забирая в свою феерию чувств , того кто сам решился упасть в этот омут, сливая свое сердцебиение с его, выравнивая дыхание, создавая иллюзию одного огромного животного, охваченного агонией страсти.

Отредактировано Карида (Вторник, 10 мая, 2011г. 06:05:03)

Старая как мир…Сколько раз вы слышали, читали или видели эту фразу? Бесчисленно много, несчетное количество раз. И кто испокон веков в нее умеет играть наиболее правдоподобно? Да, как ни прискорбно – женщины. Изъеденная тактика действует безотказно, не оставляя вариантов, а точнее доводя мужчину до логически правильного, вознося его как единственное превосходное во всем существо – вот основной женский козырь. Мы любим дразнить, выставлять невидимые баррикады и выстраивать под час целые крепости, и все ради чего? Ради того, чтобы заставить поверить в то, что крепость пала, что она сдалась под натиском более разумного и сильного. Мы разрешаем насладиться полной властью над нами… Крики, стоны, томные извивания и агония – так легко сыграть, когда в сердце давно поселился холод, когда его просто извлекли аккуратными хирургическими щипцами…
Все это так отчетливо и разборчиво вырисовывалось в раненном безумном мозге куртизанки, пока ее тело бесконтрольно отдавалась буре бушевавших страстей, пока она сливалась с захватчиком ее крепости и проигрывала, подписывая новый пакт о ненападение белыми чернилами внутри своей пульсирующей матки. Жаркий кровавый поцелуй – начало заключительного акта, в котором будет кульминация, и после которого не будет ничего…Ничего волшебного, романтического или удивительного. Каждый получил, что хотел… А ведь, граф, как и многие до него так и не понял, что она всего лишь дорога, по которой идут многие. Дороги невозможно полюбить или понять, пока ты не пройдешь по тысячам, может миллионам из них. Бестия по животному заскулила, густо нахально и грубо, соглашаясь с ролью его самки, выигрывая время, чтобы отдышаться, прикрыв на секунды глаза, чтобы прочувствовать жар его тела, чтобы подплавить лед на небольшой шкатулке, стоящей, а точнее висевшей в воздухе за закрытой дверью.
Оттолкнувшись от земли, Кара мягко, но настойчиво скинула с себя его Светлость и… преспокойно залезла в свою сумку, выуживая оттуда сначала трубку с кисетом, а уж потом письмо. Ее лицо, мгновенно переменилось, прибавляя ей парочку лет, в глазах пропал азарт, и появилась хитрая рассудительность. Тонкие пальцы методично разорвали бумагу, чтобы вытащить кусок странной самодельной карты и крохотную записку, написанную корявым неровным старческим подчерком:
«Я знаю, с каким видом ты сейчас все это разглядываешь, я знаю куда и с кем ты направилась…А теперь примени еще капельку обаяния и выпроси у графа сущую мелочь – воспользоваться его картографической библиотекой. Твой Пэйпер. P.S. Зная твою недогадливость, одну из подсказок я положил на дно твоего кисета».
Видел ли то, что было написано Орландо? Не важно, но лицо куртизанки тут же озарила слащавая блаженная улыбка, а кристально прозрачный взгляд затянуло поволокой: - Я готова сделать для тебя что угодно в обмен на одну услугу… - Язычок мягко скользнул по еще кровоточащим губам , выкрашивая их в кровавый цвет.

Рыжая убрала с личика наигранность и внимательно посмотрела на графа, пробуя и прощупывая взглядом, насколько ему можно доверять. Она, конечно, и до этого письма гонялась за сокровищами и не раз обращалась к Пэйперу с просьбой устроить ей небольшое свидание с монетами, но теперь был особый случай. Старик задел ее тогда в кабаре, поэтому пытался загладить свою вину, и, если бы она его совсем не знала, то проглотила бы наживку сразу.
- Хочешь знать все…Интересно, понимаешь или поймешь ли ты, что я тебя обманула? – бестия излишне взросло и от этого грустно посмотрела на море – Какая разница? – себе под нос, перебирая табак в кисете – Для начала перестань врать мне, свое место в этой жизни я знаю, и свою цену я не раз сама озвучивала…- только, что просила об услуги и вдруг резко щетинилась девушка. Нахмурившись, рыжая почесала лоб и уже более покладистым тоном продолжила:
- Когда-то я слышала легенду, естественно о прекрасном принце и принцессе…Эту часть я думаю стоит упустить…Но для особого случая в лесах светлых эльфов у какого-то архимогущественного старикашки было заказано несколько странных вещичек. О силе или предназначении вещичек умалчивалось, но как обычно все просчитались, посылая внушительный отряд для сопровождения. Их разгромили по дороге в Илсэ, а драгоценности были выкрадены, однако тот, кто их взял вскоре умер, за ним другой и так далее. Вещички переходили из рук в руки, пока кто-то, посчитав их проклятыми, не решился их спрятать понадежнее. Для задатка хватит? – Карида полная решимости поднялась на ноги, поправляя и запахивая халат – Мне нужна карта, точнее одна из карт определенной местности, в этом бы заключалась моя просьба. – словно часы, опаздывающие минимум минут на десять она вдруг резко повернулась, и спохватившись спросила не впопад - Ты бы составил мне компанию? – ей не верилось, что Орландо вот так запросто захочет последовать с ней к Хаккару на ягодицы. У него ведь все есть, все чего нет у нее. Она не сумасшедшая – она авантюристка, а вот кто он? Что движет его желаниями?
- У тебя есть время на раздумья, пока я собираю свои манатки в постоялом дворе. Ну, или как у вас по окончанию светских раутов говорят: спасибо за чай, торт был вкусный, а может теперь к нам в гости пожалуете? – разливаясь озорным искренним смехом, отчего то представив смущенное лицо графа при посещении своей конуры.

Постоялый двор

(Спустя N-е количество времени)

Драконица спала, ей казалось, что сон длится вечность - во сне ей было спокойно, рядом был Меро, любимые ее леса и тишина, лишь шелест листьев на ветру как невидимый нож разрезал ужасающую тишину. Если бы не любимый рядом, драконица бы заметила что птиц в ее любимом лесу не слышно, зверей нету, да и сам воздух не смотря на ветер - застоялый, как будто и не движется ни куда. Любимый гладил ее по мордочке и ласково звал по имени, а потом куда-то вдаль. Селена не понимающе смотрела на удаляющегося дракона, и не смотря на свою лень все же поднялась и сделала шаг вслед Меро.
Тут же мир стал меняться, появился яркий свет, лес исчез, а звуки просто ворвались в ее сознание, разрывая ушки на части. Запахи наполнили ее легкие и драконица широко распахнула глаза.
Рядом стоял Меро, все также тепло поглаживая ее, только теперь он ни куда не уходил, а был рядом. Что.. что произошло? Где я? как ты сюда попал? и давно ли ты тут? - вопросы просто посыпались из драконицы больше на эмоциях, нежели на разуме. Селена при поднялась и попыталась осмотреться - местность была вроде знакомая, последнее что она помнила было, как Меро полетел в особняк, а что же было дальше... Голова жутко болела, гудела  - драконица снова опустила мордочку на песок и прикрыв глаза попыталась собраться с мыслями.

---после скачка

Ррраааз. Все возвращается на круги своя. Ничто не может быть бесконечно новым, все испытания являются лишь распространенным клоном того, что уже было. Только каждое новое идет уровнем выше и не всегда дает возможность себя предугадать. В измученных следах всех тех, кто пытался уйти от этой закономерности порой путаешься настолько сильно, что возникает риск самому сорваться с уверенности в своих действиях. Ведь всегда кажется, что там где тебя нет, лужайка зеленее.
Но Фред, приученная старушкой-судьбой к тому, что стоит быть готовой ко всяким различным поворотом, иногда довольно резким, приняла новое испытание спокойно, с тяжким вздохом осознавая, сколько придется вложить в это чудо сил. Чудом был оборотень, который называл себя Нергалом. С трудом достойным всякого крестьянского, Фред выколотила из него его звериную форму, поняла, что дело – дрянь, засучила рукава и, закусив губу, чтобы зря не срываться, принялась вкладывать в этого звереныша все, что нужно для нормального оборотня. Нормальность, конечно же, в понятии Фред совершенно другая, чем в общепринятом, но, тем не менее, она пыталась исправить самые яркие шероховатости. Шероховатости заключались в том, что у тигра напрочь отсутствовал характер и все, что было с ним связано. Это была теплая кукла, которая ела, спала, иногда говорила, но, к сожалению, была слабо приспособлена к  самостоятельному образу жизни, хотя бы по тому, что не могла принимать адекватные решения. Все, что ни делал оборотень, отдавало какой-то бесовской наивностью и непроходимым тупизмом, который откровенно выбешивал Фред. Зачем она мучилась с этим зверем – одному Хаккару было известно, но в тайне она надеялась вырастить из этого существа отличного себе помощника – собака это хорошо, но когда ее сила подкрепляется силой тигра – это хорошо вдвойне. Хотя все эти мысли находились глубоко в подсознании – наружная причина была ясна как дважды два – Фред терзала обида, что оборотень может быть таким слабым существом. Ей хотелось безграничной силой для каждого из ее расы, лишь по тому, что она сама считала себя способной возглавить первенство и верхушку всего мира, хотя и предпочла бы в реальной ситуации роль эдакого серого кардинала. Ибо политика и прочее не было ее стезей, ей руководили чувства, она им отдавалась полностью, без остатка, а это означало лишь одно – ей нужно было постоянное ощущение свободы, безграничного простора действий, или же она начинала задыхаться, дохнуть от безысходности, от переизбытка не потраченной энергии.
Сколько Фред себя помнила, она всегда была неуемной, целеустремленной, жадной до вседозволенности особой. Только последние события сломали ее, когда она повстречала на своем пути персону, способную дать ей отпор своим характером – таким же избалованным, капризным и вспыльчивым. Это случилось совершенно внезапно, кто мог подумать, что темноволосый дроу когда-нибудь сможет стать объектом желания Фред? Верно, никто. Но так случилось. Как у собак из серой толпы выделяется лишь один господин, который возвышается над существом, подобно богу. Ради него эти преданные животные готовы на все – так и она, та самая гончая, недалеко ушедшая от своей ипостаси, увидела его и как будто лишилась разума, хоть и раньше была уже невменяемой. Ею двигало лишь инстинктивное осознание того, что в этом дроу содержится какое-то неуловимое качество, которое ее пленяло, влекло к себе, заставляло желать еще больше. И она шла за ним, втайне сжираемая изнутри рождаемым противоречием. И покуда оно не разрослось – она преследовала свою цель, а когда борьба изнутри вышла за грани разумного – она остановилась, в одиночества оглядываясь вокруг, и в результате потеряла драгоценный ей след, своего бога и свою жизнь.
Тяжело ей было переживать ту потерю – лишаясь разума, лишившись сна и покоя, словно неприкаянная душа, возжелавшая запретного плода, она была низвергнута в пустыню смертельной тоски. Обволакивающая, непроглядная и лишающая любой надежды. Она была подобна коме, и Фред, потеряв всю себя, медленно умирала, в беспокойствах души своей и иллюзиях рождаемых воспаленным разумом. Тщетно гналась собака за темными тенями в подворотнях города, напрасно выискивала среди толпы столь родные уже резкие движения. И ночью иногда, в полу пьяном дреме, Фред выла в небо, темное, напоминающее цветом его кожу. Выла подобно одинокому волку, выла, вонзая в себя миллионы игл болезной отравы, название которой для всех звучит по-разному. Было страшно. Но Фред нашла в себе силы, она справилась с этой болезнью, хоть и не до конца. Упорно отрицая, она пыталась себе внушить, что все, что ее связывало с дроу – кончено, прошло. Но иногда, когда сердце предательски вздрагивало от какой-то знакомой мелочи, девушка была готова наложить на себя руки, ибо понимала, что если это не навсегда, то надолго.
И тут судьба ей подкинула такого измученного оборотня, бесхребетного, и которого можно было вылепить все что угодно. Пусть рожденная идея была лишь подсознательной, но она была – душа желала видеть в этом отпрыске ее рода то самое, что заставляло трепетать ее горячее сердце. Ей хотелось взрастить в этом оборотне тот отклик, который заставил бы ее ощущать что-то родное совсем рядом. Фред надеялась, что она сможет взрастить в Нергале Иргана, что она наконец-то будет владеть…но тут мысль прерывалась. Владеть? О нет, лишь она должна быть обладаемой, желанной именно той темной, похотливой страстью, которой отливал взгляд дроу. И чем дольше она наблюдала за тигром, тем больше она понимала, что ее внутренние, практически вжившиеся в нее задумки – бесплодны и не будут иметь никакого результата. Но она все равно оставалась рядом. По какой-то маниакальной причине она спускала с него три шкуры на тренировках, а после вела долгие монологи, часто прерываясь на молчаливое обдумывание всего того, что у нее варилось в мозгу. Обретенное равновесие было абсолютно прочным, так что те частые перепады настроения, которые были раньше, остались в прошлом, как и многое другое. Фред находила в этом особенную изюминку, потому что многие вещи стали более ясными, да и жить стало проще.
Дввввааа. Девушка тащила кусок мяса по земле, оставляя кровавый след и вместе с тем запах. Любое животное должно уметь ориентироваться по запаху, искать след и идти по нему. Особенно когда дело касается добычи. Любой хищник должен уметь преодолевать все трудности и выцарапывать свою жизнь из любых трудностей. А охота этому учит. И пускай сейчас для примера – это всего лишь умершая не естественной смертью оленина, но для начальных азов это самое оно. Фред понимала, что она имеет слабое представление о том, как нужно обучать. Но ее чутье подсказывало то, что нужно делать, куда вести ученика дальше.  Хотя…Первый недели тренировок были довольно-таки жесткими, Фред не жалела ни себя, ни своего подопечного, старалась выбить из того дух затворничества, дух неуверенности в себе. Она считала, что железную волю можно выковать только благодаря упорным тренировкам и никак иначе. Но со временем она начала совмещать кнут с пряником, приободряя своего ученика и пытаясь воспитать достойного представителя своей расы.
Фред закинула кусок оленины на ветвистое дерево и село прямо под ним. Пускай явится, его будет ждать сюрприз. И с этими мыслями, девушка вынула ятаган из-за пояса и положила его рядом с собой на землю.