День обещал, был великим. Ганнибал, проснувшись, почувствовал, как странная дрожь пробегала по телу… Волнение. Человек улыбнулся, вспоминая как несколько раз за ночь просыпался, опасаясь проспать рассвет, который обещал поменять все.
Опустивши ноги с лежака, он подумал, что не сведи его судьба с Зефиром, он бы и дальше бродяжничал, сбивая пыль дорог, и надеясь, что в следующем городе заработает больше. С долей ностальгии он глянул в угол, где покоился станок. Зевнул и тут же засмеялся, словно это был знак, что еще есть возможность, взвалив его на плечи убежать ко всем чертям, куда глаза глядят.
Тогда пришло неприятное напоминание, что вечный бег от себя это не способ поиска, а средство утраты… Своеобразное, не до конца осознанное суждение, плеснуло ложку дегтя в волнующийся котелок нервов. Рядом пробежались воспоминания последнего приключения, появилась легкая головная боль… Волнение, вот и все, сейчас проще думать о том, что было и прошло, чем попробовать отдаться радости, что после присяги все изменится… Ну, или почти все, в первую очередь изменится он сам, возможно от этого и хотелось убежать… Боялся ли парень потерять то, что уже есть, или это тревога перед переменами, возможно и то, и другое. Но тот, кто не делает шаги, никогда не споткнется, но и никуда не придет.
Человек поднялся на ноги, после окатил себя холодной водой, почувствовал, как печаль отступила и пришла какая-то ясность: «Это происходит уже…».
Он оделся в выданную форму, закрепил свои кукри (их бы он не променял, все-таки сам ковал), сделал глубокий вдох-выдох, и учащенным сердцебиением покинул палатку.
…На трибуну поднялся Вождь, Ганнибал вытянулся, словно смотрели прямо на него (дай ребенку меч и скажи: «Иди и убывай», он все равно останется ребенком…), только на него. Рядом были десятки таких же завербованных в ряды, разного посола и цвета, но теперь им предстояло стать «братьями». Ганнибал отчего-то вздрагивал каждый раз, когда слышал это слово, детские травмы заживают медленно и гноятся до самой смерти, но он не боялся этого чувства, и часто про себя называл «новой искрой»…
Вождь говорил громко, властно и внушительно, каждое слово восторженно отдавалось в человеке как нечто личное.
- … И помните народную мудрость: «Присягой сила воина в огне боёв удвоена»! Клинки вон!
Ганнибал поднял кукри вверх, этот миг он запомнит на всю жизнь. Дыхание перехватило, сердце билось ровно и гулко, и хотелось прыгать… нет бежать… а может еще чего-то лишь бы не стоять. Выкрикнули его имя.
Перед ним молодой гоблин принявший присягу возвращался в строй и проходя мимо парня улыбнулся. В это мгновение, в глазах Ганнибала словно затуманилось, время стало липким, а в висках бешено забарабанила мысль: «Убей!»… Опять вернулся ночной кошмар, его словно закинуло в темные лабиринты памяти… озеро, топи, церквушка… парень опять брел старыми ходами, которые уже были истоптаны сотни раз в ночных видениях и каждый раз оказывался лицом к лицу с проклятым зеленокожим, дальше его ухмылка и фантомная боль в боку… каждый раз он проигрывал тот бой, и умирал, просыпаясь в холодном поту…
Откуда-то донеслось его имя, пелена медленно скатывалась, сначала голос командира взвода, потом собственное сердце, следом рев толпы собравшейся вокруг. Парень стоял на полпути к присяге и смотрел в спину уходящему гоблину. Мыслями он понимал, что нельзя всех ставить под одну гребенку, но от волнения терял, все благоразумие. Страх… человек боялся.
Он повернулся лицом к командиру, и тот кажется, заметил что-то не ладное на бледном лице новобранца. В его глазах раздражение сменилось волнением и застывшим вопросом. Ганнибал подошел ближе:
- Жить буду сэр, волнение!
Командир что-то фыркнул в ответ, но парень уже не обращал внимания, взяв себя в руки, он был готов произнести клятву:
- Я, вступая в ряды Повстанческой армии Справедливости, принимаю присягу… пусть постигнет меня суровая кара в этом мире и за Гранью, всеобщая ненависть и презрение.
Внутри покоилось облегчение, словно ничего не происходило, он улыбнулся, принимая поздравления командира (тот оказался весьма «красноречив» припомнив ему минутное замешательство, с конкретным указанием, где он видел извинения, которых Ганнибал так и не сказал), человеку оставалось лишь пожать плечами. Следующий ритуал «целования», комментарии о котором он придержал при себе, и встреча с Вождем.
Ганибал протянул руку…
