Не встречая никакого сопротивления (сам эфир говорил о том, что время действия — прямо сейчас!), мушкетёр вернулся в дом, даже дверь не с пинка открыл.
При других обстоятельствах Брулька сказал бы "Вы чего моего ординарца напугали, а? Что тут вообще происходит, а?"
Но тут он сказал:
— Как всё прошло? Ты цела? М!
Своей здоровенной длинной лапой он подхватил комиссара Кале, и притянул к себе близко; так, что их лица разделяли только пять бутонов герани, которые капрал достал из-за спины.
— Это Тебе!
Не давая командиру опомниться, Брулька поглядел ей глаза-в-глаза, и Габриэль могла наблюдать, как хобгоблинские вертикальные зрачки становятся круглыми на всю ширину жёлтой радужки.
Брулька двинулся на комиссара, и вытолкнул её через дверь чёрного хода на на задний двор.
— Ох, здесь лучше! А то там что-то мертвечиной несёт...
Может это и не к месту, я не знаю! Но ты должна знать, что с тех пор, как мы встретились, я мечтаю только о тебе! У тебя глазки — как глубокий омут, губки — как бантик на подарке, твои волосы — как пожар в лесу!.. А внутри ты строгая, и решительная! Но нежная, я знаю, слышу это в твоём голосе! Я просто таю — гляжу на тебя, и слышу хор ангелов в голове! Будь моей — ты не пожалеешь! Я клянусь!
Пульсации вздыбленной мощной груди, содрогающейся от ритмичных ударов сердца, которому позавидовал бы бык, свидетельствовали в пользу искренности прозвучавших слов.
...Да ладно, будто она и раньше этого не чувствовала? Ну знала же Кале, что капрал на неё запал!
