Сей бред рискнул назваться книгой. Название "В мире грез" рабочее. Точного пока нет. Начало. Понравится - будет продолжение.

Глава 1

Ранним осенним утром, когда солнце ещё не переставало о прежнему греть, птицы не переставали петь, река все так же весело журчала, протекая через всё ещё зеленую полянку, трава на которой переливалась и отражалась через лучи восходящего светила всеми цветами радуги, когда ещё неосенние облака медленно плыли по раскрашенному восходным солнечным багрянцем небу, и в небольшой деревушке только начинали кричать первые петухи, а хлопотливые хозяйки только высовывались из домов,  направляясь за водой, через мост к колодцу, в деревушку, которую именовали Белянка, прискакал серый конь, на котором сидел молодой юноша. Сапоги всадника, не смотря на то, что вокруг было сухо и чисто, были в засохшей грязи. То ли он прискакал из далека, то ли просто-напросто  никогда не чистил свои сапоги. На нем был уж выцветший от времени дорожный плащ, лицо скрывал капюшон. Руки, державшие поводья уздечки, не смотря на царившею вокруг самую что ни на есть летнею погоду, были облачены в поношенные кожаные перчатки. Хозяйки недружелюбно косились в сторону путника. Нет, народ в Белянке, как в прочем и в любой прочей деревушке этого края был дружелюбный, но к чужакам, заявившимся с первыми петухами относился во всякой степени подозрительно. Тем более чужак этот  вел себя, по меркам здешних совсем странно…

***

В дверь кабинета робко постучали. Дверь со скрипом отворилась, и главный врач Константин Сергеевич Силимонов, поднявший глаза от скучного ряда писанины, увидел знакомую фигуру. Это была невысокая женщина, лет тридцати пяти от роду, выглядящая значительно старше своих лет. Худое лицо её, заплаканные глаза, да и вообще вся сжатая в ком душа её умоляюще смотрели на врача, ожидая дозволения войти. Врач устало улыбнулся. Константин Сергеевич привык к тому, что на протяжении последних трех недель эта женщина ежедневно появляется в его клинике.
- Здравствуйте, Мария. Сегодня вы рановато, - врач поднял глаза на висевшие над дверью кабинета часы, - Полдевятого, а вы уже здесь. Проходите, что же вы в дверях стоите?
Женщина, еле хлопнув за собой дверью, прошла в кабинет. Врач все это время не опускал с неё своего внимательного взгляда. Когда Мария оказалась рядом с его столом, врач резко встал и сказал:
- Присаживайтесь…
Девушка, прижав до этого висевшую на плечах сумочку к телу, села на стул. Она молчала.
- Эх, Мария… Зачем же вы так волнуетесь? Я же сказал – ничего серьёзного. Зачем же каждый день божий являться сюда с утра пораньше. Я же сказал, что если что-то случится - сию же минуту вам позвоню. 
Женщина испугано посмотрела на врача. Казалась и так сжатая, она сжалась ещё больше. На больших глазах её навернулись слезы, но все же они не скатились с глаз. Она смогла сдержатся.
- Мария, посмотрите на меня! Мария! – сказал доктор, и так смотревшей на него почти не моргая женщине, - Мария, я уверяю вас, что волноваться не стоит. Так вы скорее у нас окажетесь… сколько таких случаев уже было. Вылечим мы вашего сына.
- Можно мне к нему? – раздался дрожащий голос женщины.
Врач напрягся. Всякий раз Мария задавала этот вопрос, и всякий раз он ей отказывал. «Не положено, не положено!», - постоянно твердил он себе, пытаясь убедить себя же в правильности своего поступка. Однако в этот раз сердце его оказалось сильнее.
- Ладно. Берите халат. Я проведу вас к сыну!..

Поход по длинным коридорам больницы показался Марии вечностью. Проходя мимо каждой двери сердце её дергалось. Ведь доктор мог повернуть к ней, открыть её и пустить к сыну… Но она уже потеряла счет палатам, а Силимонов так и не поворачивался, не открывал дверь, не пускал её к сыну. Потом лифт. Кажется он поднимался со скоростью черепахи. Мария так и вырвалась бы наружу, прямо в шахту, если бы двери со скрежетом не отворились. И взору открылся очередной длинный коридор. Здесь было уже не так тихо, как на предыдущем этаже. Из палат доносились невнятные звуки – из одной кваканье, из другой бульканье, а из третей песня на каком-то непонятном языке… Женщину это нисколько не испугало. Она была готова к чему-то подобному. Как не крути, сын её лежал в больнице для душевнобольных. Наконец Константин Сергеевич подошел к одной из дверей и, взяв Марию за руку, прошептал ей:
- Мария, прошу вас, ведите себя сдержано. Я понимаю ваше горе, но все же… Ваши слезы могут ещё глубже его травмировать.
Мария кивнула. Она понимала. Врач глубоко вздохнул и открыл дверь, пропуская Марию вперед, после чего сам медленно прошел в палату за ней, закрыв за собой дверь на ключ.

На единственной расстеленной кровати в палате лежал парень, лет пятнадцати. В руку его была вставлена капельница, которая служила для него пищей. Это была глюкоза… Мария тихо, почти на цыпочках, приблизилась к сыну и села рядом с ним на колени, нежно, с полными глазами слез, смотрела на него. Она убрала темные волосы его со лбы, и наклонилась, чтобы поцеловать. Едва только губы коснулись лба, глаза мальчишки открылись. На губах появилась улыбка. В сердце Марии загорелся огонек надежды.
- Темачка, миленький!
В глазах непонимание, на лице озадаченность. Артем не понимал, что ему говорила мама. Огонек надежды потух. Парень приподнялся и посмотрел на Марию, потом на Константина. Он определенно не понимал где он, и вообще, что это за странное место.
Он вскочил с кровати. Игла капельницы вылетела из руки. Артем зажмурился от боли, и вновь упал на кровать.
Доктор подошел к мальчику, и коснулся его носа.
- Он спит, - сказал  он шепотом Марии. Но Мария его не слышала. Она рыдала…
***

Гелл громко вдыхал холодный аромат утра. Жаворонок, его конь, устал. Зверь хотел есть, пит и спать. Не мудрено - они уже более недели находились в пути, и, до этой деревушки в дороге не было не одного мало-мальски крупного поселения. Приходилось довольствоваться грязными дорожными трактирами, где и коня то негде было оставить. Вообщем, дорога их измотала изрядно. Жаворонок перешел с галопа на медленный шаг, что позволило Геллу осмотреть деревню более внимательно. Это было крупное поселение, не типичное для этих краев.  Небольшие аккуратные домики были преимущественно из дерева, но, особенно богатые, были сделаны из камня.
- Приехали. Похоже мы приехали! – прошептал юноша коню.
Улица, по которой двигался Гелл была центральной. Не смотря на раннее утро тут уже был кой-какой люд. В основном это были деревенские женщины, что своим святым долгом считали встать пораньше, набрать воды, да  посмотреть, кто и куда пойдет. На Гелла они смотрели недоверчиво. Но юноша отлично понимал, что винить их в это будет глупо. «В сегодняшние дни нельзя доверять чужим!» - не вольно вспомнились парню слова своего наставника. На лице, прикрытым капюшоном проступила улыбка.
Гелл снял капюшон и спрыгнул с коня. Теперь он наверное мог не вызывать таких опасений у местных. Что его боятся то собственно? Юноша, лет семнадцати с черными как смоль волосами. Ничего особенно примечательного не имеет. Конь его тоже никак и ничем не выделяется. Обычный серый жеребец. Сильный, хороший конь. Но все же не знатный и не дорогой. Конь, как конь… Вообщем, по улице, держа коня за уздечку шагал самый обычный юноша-бродяга, которых на догах королевства было не мало. Теперь, когда Гелл снял капюшон и стало видно его лицо, подозрительных взглядов поубавилось. Хоть времена были и смутные, но деревенские всегда оставались деревенскими – открытыми добрыми людьми. По крайней мере в этой стороне.
Юноша улыбнулся встающему из-за горизонта солнцу и направился в сторону большого дома, стоявшего в конце улицы. Дом отличался от всех прочих не только размером, но и убранством. Двери в дом были сделаны из роскошного дерева, ставни разукрашены дорогими красками. Это был дом деревенского управителя. Графа, поставленного сюда на дела управления деревней самим королем. Гелл тряхнул головой, собираясь мыслями, и поднес кулак ко двери, чтобы постучать, но этому помешали.
- Господина нет на месте. Он уехал в столицу.
Гелл повернул голову на голос. Перед ним стоял уже немолодой человек. Очевидно, это был один из приближенных слуг графа – на нем был дорогой костюм. Говорил он мягко. Лицо было чисто выбрито. Жаворонок был спокоен. Этот господин ему нравился. Однако Гелл насторожился. 
- Простите, с кем имею честь? – в свойственной ему манере, пренебрежительно спросил юноша, оглядывая незнакомца.
- Слуга своего господина, - не возмутись ни капли, ответил незнакомец.
- Слуга… А имя то у тебя своё есть, слуга? – Гелла нисколько не смущало, что человек, стоявший перед ним был намного его старше. 
- Можете называть меня Орал, сир, - слуга полу поклонился.
- А что ты делаешь на улице, слуга Орал? Разве твоё место не в господском доме? – на губах Гелла засияла ухмылка.
- Я ходил по дворовым делам, сир, - сказал Орал, нисколько, казалось, не удивляясь наглости юнца, - А что вы делаете с утра по раньше у дверей?
Гелл нахмурился. Посвящать слугу в свои дела ему совсем не хотелось. Однако, очевидно, более высокопоставленного человека на данный момент в деревне не было. Гелл вздохнул и сказал:
- Я курьер, направлен к графу Ленна со срочным донесением от лорда Ророка. Мне сказали, что он живет в деревни, что именуется Белянка. Я туда приехал?
Орал кивнул и посмотрел на сумку, что висела на седле Жаворонка.
- Только вот в чем проблема. Письмо мне велено передать графу лично в руки. А графа видимо нет и долго не будет - второпях добавил Гелл, поймав взгляд слуги.
- Почему же долго не будет? Сегодня к вечеру он вернется. Если вам угодно, можете обождать его здесь, - Орал достал из кармана связку ключей, и ловко выбрав из них нужный отпарил дверь, - Проходите. За коня не волнуйтесь. Накормим, напоим- все будет в лучшем виде.
Гелл кивнул и, сняв с коня сумку, прошел в дом, махнув Жаворонку рукой. Орал что-то кому-то крикнул, и за Жаворонком пришел приземистый человек, который увел его в конюшню.
- Приказать накрыть на стол? – спросил Орал Гелла. Гелл отрицательно помахал головой. Слуга отвел его в комнату на гостей, где и оставил его. Гелл прилег на кровать, сняв с себя только ботинки. Проскакав всю ночь он ужасно устал, и через пять минут уснул…
Каждый раз Геллу снился один и тот же сон: он просыпался в большой странной по всем меркам комнате, на странной железной кровати. В руку было что-то воткнуто. И самое странное, что это место казалось ему до сумасшествия знакомым. Знакомым не по тем многочисленным снам, в которых оно являлось ему ранее, а знакомым реально. Будто он там был когда-то, не во сне. Это странное место было где-то в глубине его подсознания. Но отодвинутое в такую кромешную тьму, что вспомнить его совершенно невозможно. Порой в этих снах к нему подходил человек в белом халате и что-то говорил ему. Он ничего не понимал, и пытался встать, но как только касался ногами пола, и странная игла, воткнутая в его руку вылетала, он падал, и просыпался. Но в этот сн отличался от всех прочих. Он проснулся во сне якобы от ощущения того, что кто-то коснулся его лба. Открыв глаза он увидел какую-то женщину. Она была ем-то ему горячо знакомо. Более того, он осознавал то, что горячо любил её. «Мама!» - подсказало подсознание. Гелл непроизвольно улыбнулся. Мать что-то говорила ему на непонятном языке, он попытался встать, и вновь, как и в прочих снах, почувствовал головокружение и упал… Проснулся он все в той же кровати, где пару часов назад (что подтверждали висевшие на стене часы) уснул. Он встал. Спать Геллу больше не хотелось. В голове его помешались самые разные мысли. Но источником их всех была та женщина из сна, его мать. Гелл потерял мать несколько лет назад.  Она была одной из тех жертв, что убили некроманты во время Отщепения. Однако во сне она была совсем живая… На глазах Гелла начали проступать слезы. Но он провел по лицу рукавом, останавливая их. Он встал, упав прямо в сапоги, и схватив сумку отправился на улицу. Ему нужно было прогуляться.