- Ночь Страшных Историй. Странное занятие. В одной далёкой стране на востоке, считается, что именно в эту ночь и посредством этого ритуала можно призвать могучих духов и демонов…
«Как же это в духе Джада. Начинаю понимать, почему его так сюда тянуло», - девушка слушала хозяев внимательно, но без особого интереса. Подобные мистические приключения её мало привлекали, даже новость о том, что им заплатят не слишком взбудоражила путницу, впрочем…
«Деньги можно пустить на лекарства для Джада. Ну что ж… Хоть приехала сюда не из одного пустого интереса мнительного архонта... И всё же мне не нравятся оговорки вроде «Вам ничего особого не грозит». Если не грозит, зачем вообще упоминать? Хотя, вполне возможно, что я преувеличиваю. Я ношусь по миру около полувека, непрестанно влипая в передряги, мне таинственные ритуалы да байки о бродячих мертвецах не внушают ничего кроме любопытства и лёгкого чувства взбудораженности… Но может кто-то и верит, что посреди рассказа о привидениях и полуночных гулях из-за угла комнаты высунет голову скелет…»
Разумеется, она уходить не стала. Тёмные глаза скользнули по лицам сидящих, и оборотница коротко сжала губы. Судя по всему, собравшиеся тоже не спешили вскакивать со своих мест и спасаться бегством. Ещё бы… Ей казалось, что все постучавшие сюда искатели приключений должны бы знать, на что идут. Девушка проводила взглядом вышедшую хозяйку дома, а потом, дождавшись её возвращения, с лёгким скептицизмом оглядела пять принесенных свечек. Мельком зыркнула на странного вида помощников.
«Никуда без антуража».
- Отлично. Пока стоять эти свечи - ничто не сможет покинуть пределы поместья. И ничто не сможет зайти.
«Да уж, просто бесподобно…»
Она опустилась на диван возле худощавого черноглазого мужчины, чья бледность невольно напомнила ей об оставшемся в городе больном друге, и принялась ждать, пока кто-то откликнется на призыв хозяев. Начинать первой… да просто не хотелось. И скоро слово взяла дроувийка с прохладными фиалковыми глазами. Анна смотрела на рассказчицу наклонив тяжелевшую голову и внимательно слушая. История понравилась ей, жутковатые отголоски рассказа о том, что то ли было, то ли не существовало никогда темными спрутами расползлись по углам, в горячем воздухе, поднимающемся от огоньков лениво тающих свеч, растворялось их ледяное дыхание…
«А я и забыла как это – слушать такие истории. Ну да я давно выросла».
Сидящий рядом с ней поднял руку и она, отвлекшись от размышлений, глянула на мужчину.
- Пожалуй, настала моя очередь. Я путешественник искренне верящий в Анвен…
Тонкие губы оборотницы едва заметно дрогнули. Или это пламя свечи вильнуло, бросив на лицо тень?
- Далеко в северных землях можно услышать целую плеяду легенд…
Конечно, и она их даже помнила. Ханна внимала незнакомцу завороженно – неожиданно даже для себя – и детские ещё фантазии о страшном всаднике, несущемся куда-то на огромном, бешеном жеребце вставали перед глазами, обретая прежнюю ясность и явность.
- Отдайте мне мою голову!
Девушка передёрнула плечами, так чётко она на миг увидела фигуру жуткого мертвеца, изваянием замершего где-то за околицей её собственной крошечной деревни, красноватые глаза его коня, ржавую саблю в тёмных руках, поднятую к полной, жаждущей крови луне, блином прилипшей к холодному как могильный мрамор северному небу… А пропетая песня и вовсе пробрала Анну до мурашек.
«Случится тоже», - она коротко коснулась влажными, прохладными кончиками пальцев горящих губ, только сейчас осознав, что кусала их всё время, пока слушала рассказчика.
Ханна проникалась ситуацией, странно наслаждаясь историями. Атмосфера располагала всё больше, и вот воображение оборотницы уже дорисовывает черты героев за рассказчиков.
Орк начал свою историю, и она почти видела, как срываются к земле тяжёлые, холодные капли, как стучат они по крыше повозки, гаснут влажными искорками в светлой косе девушки, а потом дождь усиливается, гром – трескучий и сухой – рассекает само небо, с которого обрушивается сплошным потоком вода. Молнии отблескивают в карих глазах испуганной незнакомки, схватившей за руку своего спутника…
- … Абсолютно голое, непонятное существо, словно скроенное из кусков человеческой кожи, с длинными, как у паука, конечностями и черными провалами на месте глаз...
Анна чуть прикрыла глаза, и вот оно – сально блестящая кожа напоминала кусок тающего свиного жира, суховатые паучьи ножки шевелились с отталкивающе неторопливым надломом, цепляясь за чёрные, холодные решётки. В черноте дыр глазниц – ничего, даже темнота в них кажется засасывающе совершенной, лишённые выражения и дна они, тем не менее, смотрят…
- Сталбыть, моя очередь пришла, да?
Травница будто проснулась, слегка вытянув шею и приоткрыв глаза. Она сидела откинувшись на спинку дивана. Пучок на затылке растрепался, заколки из него ссыпались на диванные подушки, кое-какие и вовсе сгинули между ними. Каштановые волосы спутанным облаком упали на плечи. В мимолётно скользнувшей улыбке высветилось что-то хищное…
- Вот так вот...
История гоблина завораживала простотой изложения. Одна из тех баек, которые действительно ходят по тёмным прокуренным тавернам, в полубреду пересказываются обрастая всё новыми подробностями, а то и зелёными хаккарчиками, нет-нет да и видящимся собутыльникам в пьяном угаре.
Снова установилось молчание. Анна коротко оглядела собравшихся и, вздохнув, медленно выпрямилась. Где-то там, за стенами особняка, верно, стремилась к своему зениту налившаяся луна…
Она начала без предисловий. Коротко, хрипло вздохнула, набирая побольше воздуха и, успокоительно и лениво выдохнув, обвела сидящих тёмными глазами. Проникновенный, хорошо поставленный голос приковывал внимание бархатностью звучания, но слова она чеканила достаточно громко и чётко, чтобы от рассказа не клонило в сон. От этой комбинации история будто подёргивалась дымкой, влажной поволокой, и слабым мороком касалась воображения каждого.
- Дорога однажды привела меня в крошечную деревеньку, думаю, все были в такой хоть раз. Без названия, не отмеченная на общей карте, я теперь и не нашла бы к ней пути. Десять-пятнадцать изб, трактир с просевшей крышей, неприветливые к незнакомцам жители… Я приехала туда, чтобы вылечить близкого друга, у него и остановилась. Домик у него был маленький, один этаж с чердаком, скрипевшим так, будто на нём жили не то привидения, не то соседские кошки… Я всегда склонялась к последнему, особенно после того, как мы нашли в застенке мяучущих котят. Прошло немногим больше месяца после моего приезда. Не случалось ничего пугающего, только волки выли ночами в дальнем леске, ну да кого нынче напугают эти серошкурые невольники собственной свободы? Каждый день я помогала другу разобраться с домашними делами, а потом уходила за предел деревни, собирала на лугах травы, искала лисьи норы, слушала, как поют ручьи. И каждый раз по возвращении – уже в густых сливовых сумерках – видела нашу соседку, выходившую на воздух исключительно по вечерам. Человеческая женщина, ей было, кажется, лет семьдесят, хотя можно было бы дать и восемьдесят, и девяносто. Она сидела на низкой прогнившей лавочке возле входной двери своей избушки и непрестанно бормотала что-то себе под нос, - Анна снова втянула воздух и, чуть приоткрыв губы, не фокусируясь глянула прямо перед собой, речь её стала немного монотонной, глухой, - Просто приговаривала бессвязные, обращённые в пустоту фразы, глядя прямо перед собой и поглаживая дрожащей рукой кота, сидящего у неё на коленях, - девушка будто снова оживилась, коротко глянув на слушателей, - Точнее, я всегда была уверена, что это кот. Спросила о ней у друга, но он отшутился, только услышав о моей догадке про зверька хмыкнул да посоветовал приглядеться. Следующим вечером я возвращалась с полей с большой корзиной клевера и сладко пахнущих цветков иван-чая и, подойдя к соседскому домику, кажущемуся заброшенным в темноте – она почему-то никогда не зажигала ночами света, и избушка пялилась на прохожих провалами окон, светящимися насквозь из-за незакрытых ставен – увидела нашу старушку. Она выделялась в темноте – приземистая фигурка с белыми как молоко волосами, бледные костлявые руки, в темноте похожие на обглоданные кисти скелета, скользили по шерсти… Нет, - Анна прервала сама себя и замолчала. Тишина, внезапно повисшая в комнате после отрицания, была болезненно звенящей, - Никакой шерсти не было. Вообще ничего не было, в принципе. Женщина просто гладила воздух пальцами, иногда странно шевеля ими, будто выпутываясь из чего-то. Видимо она ощутила на себе мой взгляд, потому что вдруг подняла голову, не переставая бормотать. Наши глаза встретились. Её были тусклыми, бесцветными, пустыми. Тогда меня накрыло навязчивое, тягостное чувство – будто я заглянула в высохший колодец, а на меня оттуда уставилась бездна, в которой засел кто-то ещё, на время сделавший колодец своим пристанищем… Я расслышала её слова: «Бо-лит? Бо-лит? Ниче-го, прой-дёт. Прой-дёт скор-ро…», - Анна прокашлялась, очищая голос от только что дрожавшей в нём старческой хрипотцы, - Она странно делила слова – будто рубила их. И не отводила от меня взгляда. Мне стало не по себе, и я снялась с места и ушла оттуда так скоро, как могла. Она так и глядела мне в спину. Добравшись домой я постаралась рассудить ситуацию здраво. Ну мало ли почему бабка гладит воздух? Она стара, кажется, не совсем в здравом рассудке… Может у неё был прежде кот, потом он убежал или умер, а она по привычке продолжает «гладить» его. Чего только не бывает, верно? Следующим вечером, когда я снова шла домой запоздно, она встретила меня взглядом, всё так же говоря со своим «котом». Я старалась пройти её двор как можно быстрее, но от светлых глаз, вперившихся мне в спину, не избавилась и расслышала обрывку реплики: «… и така-я же темно-глазая, ни к че-му ей быть тут, не к до-бру…». И как назло слова эти иглой в памяти засели. Весь вечер мне было неспокойно, а когда друг мой лёг спать, начали мниться какие-то странные шорохи возле входной двери со стороны крыльца, бормотание в саду, стуки в окно… Будто кто-то царапался в стекло. Помню, я тогда уснула только под утро. И всю следующую неделю возвращалась домой до темноты, чтобы избежать встречи со старухой. Впрочем, иногда мне казалось, что кто-то смотрит на меня из сердца соседнего дома, пока я пересекаю тропинку. Спустя ещё неделю, пришло время уезжать. Друг выздоровел, дела звали в сторону Альтанара. В последнюю ночь перед отбытием я легла раньше, с самым закатом, хотела отоспаться перед дорогой, - снова короткая пауза, - Проснулась среди ночи от того, что кто-то толкнул меня в бок. Не испугалась, у друга был кот, и он частенько тыкался в меня по ночам, всё время будил. Правда, мой поправившийся больной обещал сегодня запереть кота у себя… Я ещё подумала: забыл что ли? Не открывая глаз я погладила зверюгу, и почти сразу поняла, что что-то не так. Шерсть была очень жёсткой, спутанной и… длинной. Провела по ней ладонью и запуталась, пришлось выдёргивать пальцы из кудрей… А разве же бывают кудрявые коты? Я неосторожно дёрнула рукой, и она проехала по чему-то прохладному, влажному, мягкому…, - Анна прервала свою недвижимость, передёрнув плечами, - Сердце сорвалось в галоп, я отшатнулась резко, будто ледяной водой из ушата окатили. Не-кот метнулся с кровати в сторону и с неприятным глухим звуком приземлился на пол. Я открыла глаза… В стене, находившейся напротив изголовья, было одно из окон. Сейчас оно почему-то было открыто, шторы раздвинуты… И из влажных от дождя веток сада на меня смотрела соседская старуха. Седые волосы были распущены, на ней была ночная рубашка. Она как обычно что-то бормотала, во взгляде светилась холодная, застарелая ненависть. Я вскрикнула, попыталась вскочить с кровати… Очнулась около полудня, со мной был деревенский лекарь и встревоженный друг. Оказалось, я упала, когда вставала, ударилась головой об угол прикроватного столика. Когда лекарь ушёл я, чувствуя, как с наступлением темноты накатывает страх, сорвалась, рассказала про всё другу. Он попытался успокоить меня, говоря, что соседка – просто сумасшедшая, немощная старуха и никакой опасности из себя теперь не представляет. Меня насторожило слово "теперь"… Явно нехотя он продолжил рассказ, и я узнала, что тридцать лет назад наша соседка, тогда ещё молодая, гордая, красивая, зарубила топором изменившего ей мужа. Зарубила жестоко, наживо, так, чтобы причинить как можно больше боли. Когда на крики, доносившиеся из избы, прибежали соседи, она сидела на лавочке возле дома с его отрубленной головой. Гладила её, разговаривала с ней… - знахарка прервалась, надрывно выдохнув, - Я уехала оттуда три дня спустя, когда прошли головокружения. Но каждую ночь до отъезда слышала шумы и стуки из-за окон, а иногда как будто видела тёмный кругляш в дальних углах комнаты, глядящий на меня светлыми стекляшками кукольных глаз – невидимых, но таких пристальных. Что до старухи… Вас никогда не преследовало ощущение того, что кто-то за вами наблюдает… из темноты?
Анна замолчала и, слабо, как от мимолётного сквозняка вздрогнув, прикрыла глаза, снова откинувшись на спинку дивана, плечом задевая соседа. Давние истории, давние кошмары… Кто знает, сколько в них вымысла? Или даже не так... Кто знает, сколько в них правды?
Отредактировано Ханна (Воскресенье, 6 ноября, 2011г. 13:32:37)