Начало четвёртой недели осени.
Да простит меня администрация за отсутствие поста-перед-поездкой в Илсэ и поста на борту дирижабля во время поездки, но я решил, что лучше будет оставить один большой общий пост, чем плодить кучу мелких.

Не прошло ещё и недели, а Фредерик, после отъезда Его Величества Дейгана I Сандорфайта оставленный регентом, устал неимоверно. Как оказалось, даже создавать видимость твёрдого поддержания королевской власти - не такое уж и простое дело. Несмотря на посильную помощь со стороны матери и советников, королевские обязанности всей своей тяжестью навалились на хрупкие плечи оперного певца, добросовестно включившегося в работу. Он до предела тянул с приказами, до сих пор скрепив только четыре из них подписью (ибо и так было видно, что подписать их нужно позарез), выслушивал нескончаемый поток жалоб и обращений, ходил на официальные приёмы, снова выслушивал в жалобы, настоятельно советуя писать письма отсутствующему монарху... И приходил к выводу, что только теперь ему стало понятно, как Лорея была рада коронации сына, снимающей с неё полномочия, и как рад был Дейган, укативший от этого бремени на Север. Тяжесть бытия правителя (если, конечно, этот правитель не только царствует, но и правит), правда, иногда сглаживается, когда правителю действительно нравится исполнять этот ворох различных дел... Но уж кто-то, а Фредерик Сандорфайт неимоверного удовольствия от этого точно не испытывал.
За прошедшие дни пришлось отменить часть занятий (и, разумеется, под раздачу попали всякие скучные предметы вроде геральдики или астрономии), урезать репетиции в опере и сократить продолжительность прогулок по парку. Двумя часами сна тоже пришлось пожертвовать - за это время можно ведь принять двоих посетителей... Но планы на этот вечер Фредерик отменять не собирался. Правда, планы эти требовали известной доли незаметности, что довольно затруднительно при совмещении в одном человеке оперного певца, принца и "временного управителя королевства", но грош цена тому артисту, что не может загримироваться до неузнаваемости, и ещё меньше того можно дать за старого верного слугу, который не может организовать для господина эту незаметность!
В четыре часа пополудни принц, в добротном, но без изысков сером костюме, котелке и с неизменными тростью и саквояжем, устроился с билетом первого класса на дирижабле, отходящим из Илсэ в Гурубаши. Грим придал коже насыщенный, здоровый цвет, нанёс на лицо несколько морщинок и родинку, а довершили маскировку накладные усы с небольшой бородкой и парик. За время путешествия вояжёр успел сделать только одну вещь: выспаться. Примерно через час он сошёл с дирижабля в столице Болот и немедленно отправился в заблаговременно снятый номер в гостинице.
И вот к половине шестого вечера регент Альтанара, уже без грима и в строгом чёрном костюме, приближается к оперному театру Гурубаши. Сам театр, не уступающий Большой опере Илсэ, огромен и весьма хорош как с архитектурной, так и с акустической точки зрения, но, к сожалению, постановки тут производились пореже, чем в столице Альтанара. И не потому, что, как едко замечали некоторые ультраправые газетёнки, в варварской республике не может жить высокое искусство - это утверждение даже выглядит немного абсурдным, если вспомнить, что вождь этой варварской республики очень любит оперу. Просто достаточно своих талантливых певцов молодое государство породить ещё не успело, а привлечь много иностранных исполнителей не удавалось. Однако, вопреки относительно распространённой мысли о том, что в опере Гурубаши слушателями являются либо нетрезвые солдаты и рабочие, закидывающая местными овощами неинтересных артистов, либо три с половиной ценителя музыки в пустом зале, публика и тут довольно неплоха, хоть и достаточно непривычна... Но нет, не это делает театр Гурубаши более привлекательным, чем театр Илсэ. С самого начала карьеры тенора преследовали свои тяжёлые мысли и чужие ехидные замечания, в унисон гласившие о том, что полный зал, успех постановки и сорванные овации на самом деле вызваны не голосом певца и качеством его игры, а его титулом. Философские успокоительные слова против первого и стойкий флегматизм против второго, конечно, ситуацию несколько выравнивали, но со временем и эти средства приходили в негодность, всё сильнее обостряя необходимость к действию. Нужно было доказать всем остальным, что на сцену выходит не принц Альтанара, а просто талантливый тенор - но, в первую очередь, доказать это нужно было себе. Если даже глупому упрямцу повторять одно и то же много раз подряд, то он потихоньку в это начнёт верить, а Фредерик глупцом себя не считал.
Возможность доказать подвернулась как-то сама собой, когда регент узнал о скорой премьере новой оперы в Гурубаши. Естественно, не составило труда добыть кое-какую информацию и отрывок либретто, на основании ознакомления с которыми Фредерик заключил, что опера весьма неплоха, несмотря на кажущиеся пангоблинистские элементы сюжета, литературная её основа также весьма сильна... И что самое главное - ему не составит труда сохранять инкогнито вплоть до занавеса. Если будет успех - можно смело сорвать маску и, таким образом, продемонстрировать всю несостоятельность обвинений в свой адрес... Ну а если постановка провалится - никто и не узнает об участии в ней принца. Правда, по самому принцу это проедется весьма немалым весом - но об этом он старался не думать.
Дверь. Вестибюль. Толпа. Преклонных лет гоблинша за окошком, всем своим видом олицетворяющая объявление "Тут предоставляется справка". Фредерик, стянув с головы котелок и расстегнув пару верхних пуговиц на пальто, вместе с саквояжем и тростью проскальзывает между посетителями и приближается к упомянутому окошку.
- Добрый день. Пробы на роль Неугомона ещё ведутся?

- Проходите!
"Спасибо. Очень... Содержательно."
Прозвучало как "проходите-ка вы, любезный, к Хаккару на рога". Пожав плечами, принц переместил котелок подмышку и двинулся в указанном направлении, используя трость в первоначальном её назначении - в качестве помощи для повреждённой ноги.
Даже для подготовленного слухами воображения то, что представилось тенору в пустом зале, было довольно поразительно... Точнее говоря, не то, чтобы выросший посреди роскоши аристократ изумлялся любому недурному архитектурному произведению - скорее, внушал факт наличия этого произведения в молодом государстве на болотах. Тяжеловесный и вычурный "имперский" стиль, по наблюдениям принца, вообще нередко предпочитаемый гоблинами (кто знает, то ли потому, что гоблины вообще любят всё такое большое и мощное, то ли из-за личных предпочтений Вождя, то ли ещё из-за чего), здесь выглядел вполне гармонично и нисколько не уродливо. Свет, до заката спешивший обильно залить помещение, давал возможность неплохо рассмотреть сюжеты барельефов...
От созерцания декора его оторвало движение у противоположной стены. Усердно молодящаяся старушенция, выскользнув из-за спрятанной за панелью двери, примостилась на стуле в нише и делано оправила чудо древней архитектуры на голове. Жест был настолько красноречив и комичен, что Фредерик едва удержался от чисто мальчишеской выходки, лишь изобразив на лице ехидную ухмылку и немного склонив голову - чисто из этических соображений.
Тут же, как по мановению жезла мага, в залу ворвался ещё один субъект, тут же затараторивший об архитектурных достоинствах театра. Прерывать было как-то невежливо и тенор, не отвлекаясь на комментарии престарелой особы, молча следил за полётом речи экскурсовода (а это, несомненно, и был экскурсовод). "Рейнский мост"... Хм. Если со всем успею до начала, то надо бы сходить... Предварительно ознакомиться с театром военных действий."
- Ах, простите, сударь, я это по привычке - я экскурсовод, и прям-таки начинаю по сценарию, остановиться не могу... А вы, собственно, по какому вопросу?
По лицу юноши скользнула лёгкая улыбка. "Н-да, занятная привычка..."
- Насколько я знаю, скоро будет постановка оперы "Неутомимый дух". Пробы на роль Неугомона ещё ведутся? Я бы хотел... выступить на пробах, для начала.

Отредактировано Фредерик (Воскресенье, 6 октября, 2013г. 18:39:07)

Хаккар, так та старушенция и есть экскурсовод? Вот я тормоз.

Похоже, насладиться незабываемым зрелищем гоблинской постановки "Рейнского моста" придётся в любом случае. Тенор, правда, предпочёл бы сначала сделать дело, а потом отдыхать... Но что тут поделаешь. Хорошо уже, что едва не растворившийся шанс на прослушивание вновь вынырнул в расстоянии часика-двух от него.
Вклинивавшиеся в оркестр гоблинские барабаны и рога, конечно, гудели и ревели несколько непривычно, но в их звучании было нечто притягательное... А вот публика действительно оказалась... Довольно своеобразной. Если в опере Илсэ максимум проявления негативных чувств к какому-то из персонажей выражался в поджатых губах зрителя и паре неодобрительных слов, то горячая кровь зеленокожих вскипала мгновенно и пару раз за всю постановку готова была вылиться через край. Цивилизованные дикари... Однако, радует уже то, что если бы паре зрителей удалось добраться до "Рогора", после убиения оного они бы всё осознали и расстроились. Орки со Сторожевой гряды или какие-нибудь полудикие северяне из отдалённых посёлков просто пожали бы плечами, заметив "нехрен было так рядиться". Хотя, кто бы ещё затащил таких в театр... В общем, в культурном вопросе за небольшой срок Республике явно удалось добиться немалого прогресса.
Фредерик выскользнул из зала, как только был опущен занавес. Позади снова набирал силу гул множества голосов... Но это уже интереса не представляло. Артист и так узнал о публике всё, что было нужно.
Та же старушенция встретила его на выходе из зала и, получив полное утверждение в готовности тенора, повела его наверх. Всё-таки сдержанность - хорошее качество. Пара ехидных замечаний тогда, во время "экскурсии" - и теперь наверняка бы пришлось ждать до завтра, старательно вылавливать директора театра и вообще всячески выворачиваться наизнанку.
Вот и нужный зал. Стоило принцу перешагнуть через порог, как его физиономия на одно короткое мгновение скривилась из-за стоящего в помещении табачного дыма. Постаравшись придать лицу как можно более невозмутимое выражение, претендент с минимумом слов раскланялся с тремя господами (пианиста Гати он, правда, уже знал, но знакомство обоюдным не было, что только способствовало замыслу) и поспешил проследовать к роялю, у которого запах табака, к счастью, чувствовался не так сильно. Никакого волнения. Знакомый, исполненный уже не раз (и не два) отрывок, публика во много раз меньше, чем обычно... Правда, хорошо выступить перед ними не менее (а то и более, если учесть, что тут его слышат куда лучше, чем в задних рядах большого зала) важно, но не суть.
Первые аккорды разрезали тишину. На несколько секунд, пока звучит вступление, он прикрыл глаза. Вокруг - возмущённые крестьяне с вилами, серпами и топорами. Перед ним - не господа в дорогих костюмах, а двое особенно недовольных, но особенно уважаемых членов общины. Все они уже высказались и теперь затихают - берёт речь Маноло...
- Кого я вижу пред собою: сынов отважных родной Таскани, иль воинов ножа и топора?
Первая часть арии исполняется более медленно и лирично, но чувств в неё вкладывается не меньше, чем во вторую. Маноло, видящий, как воины наместника отбирают у крестьян урожай и скот, когда ещё вчера бунтовавший барон снова обжирается в своём замке, полностью разделяет недовольство товарищей, но он уверен, что вести борьбу они должны в открытую, с оружием в руках. По мере того, как "Маноло" всё более "убеждался в скептицизме" недовольных, темп произведения ускорялся, а голос тенора крепчал и наполнялся призывными нотками - теперь уже доселе мирный рыбак не мягко убеждает товарищей, а призывает их и пытается надавить на чувства:
- Стрела, свистнувшая из кустов, не расскажет убитому, кого он должен был уважать!
"Маноло", сверля взглядом оркоподобного "крестьянина", напоминал тому про честь и гордость, которые не должны покинуть дома тасканцев, про родной дом, который он должен защитить, и даже сравнивая его с местным бароном, который перед лицом грозного наместника спрятал своё недовольство за трусливую жирную тушу...
Конечно, принцу не хуже его нынешних слушателей известно, что крестьяне, внявшие словам Маноло, всё-таки выйдут на улицы города против солдат Дракарта - но об этом он сейчас не думал. Даже во время такого коротенького выступления артист проживает отрезок жизни персонажа, чувствует то же, что чувствует он... И вот сейчас он должен убедить "крестьян" взяться за оружие. Это важнее всего. Даже важнее того, понравится ли композитору исполнение, и будет ли он утверждён в роли.

Отредактировано Фредерик (Вторник, 8 октября, 2013г. 20:50:17)