Шум дождя давно уже стал восприниматься как нечто абстрактное, свойственное этому миру испокон веков. Слух настолько привык к этому монотонному шебуршанию, что, казалось, и вовсе не замечал его. Впрочем, с остальными сопутствующими стихии прелестями было куда сложнее: даже одетые в дорожные плащи торгаши-карлики давно уже промокли до последнего волоска в густой бороде, чего уж говорить о наймитах, шествующих близ телег верхом на уставших лошадях. Эта проклятая сырость никому не давала покоя, пробираясь под одёжку и вызывая болезненный озноб по всему телу. К тому же вызванная многодневным дождём пелена преотлично укрывала от взора всякий пейзаж, заставляя караван в слепую блуждать по округе. А что творилось под ногами - лучше и не видеть вовсе: размытая дорога превратилась в вязкое болото, хватающее цепкими объятиями и сапоги наёмников, и копыта лошадей, и колёса телег. Надо ли говорить, что двигалась наёмничья братия подобно охромевшей улитке, приходилось то и дело останавливаться, чтобы вытащить очередную телегу, застрявшую в этой грязи. Несколько лошадей уже потеряли свои подковы и теперь ступали неуверенно и с явной неохотой, одну и вовсе пришлось прирезать на днях: бедняга неудачно ступила в чересчур глубокую лужу, и вот уже её шкура укрывает одну из повозок. "Ах Бретти, моя Бретти." - то и дело сетовал старый Гилберт, восседая на козлах вместе с одним из бородачей, он любил свою лошадку и теперь плохо свыкался с её потерей. Торгаши то и дело ворчали о грязном наземье, сравнивая эти жалкие просторы с величественными залами подгорных городов. В караване царило упадническое настроение, унылые лица наймитов сопровождались не менее унылыми разговорами, дождь неизменно нагонял тоску и даже внутренний зверь ведьмака как-то поутих, поддавшись нагнанной печали.
- Ишь распогодилось. - В очередной раз пробормотал ведьмак, ведя под уздцы верного Вьюнка. Он был один из тех немногих, кто предпочитал пешую ходьбу конной прогулке, что немало дивило наймитов, ибо воин ни разу не выказал и намёка на усталость. Видно вот она, нечеловеческая сила ведьмаков, во всей красе. Ивир и правда выглядел бодрячком, насколько это было возможно, учитывая мертвенную бледность кожи и большущие мешки недосыпа под глазами. Физически он и правда не знал усталости, но вот морально... его постоянно терзала какая-то тоска, истоков которой он так и не смог углядеть, а по ночам меж тем постоянно выходил на прогулку внутренний зверь, превращая всякое подобие сна в жуткий и обрывистый кошмар. Оттого ведьмак каждую ночь вставал на часы, чтобы не маяться бездельем, оттого даже средь наёмников начал бродить слушок, что ведьмаки и вовсе не любят спать. Уверенность их неплохо подкреплял второй из ведьмачьей братии - седоглавый рубака по имени Рафнир, который то и дело напускал на себя таинственность, вместо нормального сна усаживаясь в странную позу "медведации". Что это за Хаккарень, не понимал никто окромя Ивира - тот, напротив, был с этой техникой не по наслышке знаком и ясно углядывал в ней наследие школы волка. Меж тем с самим ведьмаком он старался особо не разглагольствовать, и в этом плане встречал определённую взаимность. Лишь изредка наймиты и торгаши могли слышать ведьмачье перекидывание дежурными фразами вроде "Вечереет." и "Проказа, льёт как из ведра!" Вот и сейчас Ивир чуть скользнул взглядом по седоглавому, нагоняя главенствующую повозку, правил которой Варбрик Златобородый, хозяин этого каравана и наниматель этой славной братии вояк. - Не один год я бродил по этим местам, но сейчас совершенно не могу узнать округи. - Ведьмак глянул своим пугающе-змеиным взглядом на лениво обернувшегося гнома. Тот уже устал слушать нытьё наймитов о буйстве стихии, несправедливости жизни и вожделенном тёплом ночлеге. Да видит Шенгарт, гном и сам не отказался бы высушиться перед камином, попивая хмельной эль и заедая это дело свежей, с пылу с жару, истекающей сочным жиром курочки. Только вот деревенька, где обычно останавливались его караваны, всё никак не появляется из этого проклятущего тумана, да и путники, как на зло, не ходят в такую погоду по размытым дорогам. Ни одного жалкого кмета за четыре дня! Теперь вот ещё и ведьмак страху нагнать удумал, будто без него проблем не хватает. - Деревенька, на которую мы все уповаем, может статься давно уже скрылась за тем поворотом, с десяток вёрст назад. Надо отправить пару ребят вперёд, или вскоре придётся бросать груз.
- Не неси ерунды! - Отмахнулся Варбрик, подгоняя заартачившуюся клячу. - Я караваны водил, когда тебя ещё на свете не было, и дорогу прекрасно помню. Деревня появится, вот увидишь, не успеет завечереть. - Тон его, однако, не был таким уверенным, как вчера, и уж тем более как позавчера. Гном и сам стал сомневаться в правильности пути, но врождённая упрямость не позволяла ему признать ошибки.
- Еда кончается, люди хворают. - Ведьмак ненавязчиво кивнул на двойку конных замыкающих, Ганса и Харвика. Ребята то и дело заливались лающим кашлем. Дураку понятно, отчего их постоянно ставят поодаль. - Даже людская честь знает пределы. И ты их увидишь, если мы продолжим идти в никуда.
Оставив грозное пророчество висеть в воздухе, Ивир ушёл на свою позицию в хвосте каравана. Гному есть о чём подумать, и лучше ему в этом деле не мешать. Пускай ведьмак и не собирался пятнать свою честь разбоем, позволять воякам умирать из-за торгашьей жадности он тоже не станет. Вскоре долгожданный приказ раздался над колонной, и двое наймитов ускакали вперёд в поисках крова.
