Пленника повели по темным коридорам, освещенным лишь дрожащим светом факелов. Казалось, что тени тех, кто был замучен в этих застенках, навечно бродят среди этих стен, вздрагивая от каждого шороха. Впрочем, самих инквизиторов сей антураж не волновал. Двое крепких мужчин уверенно подталкивали дроу вперед, заставляя едва ли не впечатываться в спину впереди идущего щеголя.
К счастью, путь оказался недолгим - тридцать ступенек по винтовой лестнице вверх, еще около двадцати шагов налево - и вот она, дубовая дверь, тяжелая и солидная, с резными железными петлями. За ней могло быть все что угодно - и смерть, и мучения, и свобода.
- Введите пленника, - произнес щеголь.
И голос его изменился до неузнаваемости. Сейчас это был уже не тот любопытный мальчишка, который спустился за дроу в темные и сырые подземелья цитадели. Ныне в его голосе звучала сталь, острая, беспощадная. Похоже, что все, что случилось внизу, было фарсом, комедией, искусно разыгранным спектаклем с целью дать обреченному последнюю надежду, сладкую и манящую... Дать - и после отобрать, вместе с остатками воли и гордости.
Двое палачей - а иначе их и не назвать, вон лбы какие! - едва ли не втолкнули дроу внутрь комнаты.
Полумрак. Гнетущая тишина. Дрожь факелов. Зловещий блеск различных орудий пыток. Дубовый стол в углу, на нем листы бумаги, чернила и перья.
- Подготовьте заключенного, - холодно и безразлично произнес щеголь - он был дознавателем.
И пока палачи ловко цепляли железным крюком связанные руки дроу, пока вертели огромный деревянный ворот так, чтобы цепь, к крюку приделанная, укорачивалась, заставляя несчастного вытягиваться по струнке, пока срывали с него всю одежду - кроме нательной рубахи... пока все это безобразие чинилось, дознаватель прошествовал к столу, где подготовил бумаги для записей протокола допроса.
Неудобное положение, напряжение в суставах и мышцах, частичная нагота (как средство психологического воздействия, а также своеобразная пытка сыростью и холодом) - все это должно было помочь узнику вспомнить все, о чем соизволит спросить инквизитор-дознаватель.
- Ваше имя, род занятий, где родились, где проживаете...
Будничный тон вопросов говорил о многом. Дознавателю не в новинку были такие процессы. Жалеть он никого не собирался, да и вообще, на долгие разговоры был не настроен. То, что не будет изложено добровольно, выбьется пытками.
Инквизиторы, надо отдать им должное, всегда предлагали своей жертве сотрудничать с дознавателем, честно отвечать на вопросы, не пытаясь утаить важных сведений; если же пленник не понимал всей выгоды от такого взаимодействия, то они отдавали приказание начать пытку и продолжали ее до тех пор, пока находили это нужным. Инквизиторы останавливали пытку лишь в случае ранения пытаемого, его смерти или повреждения суставов, что ставилось в вину самому же обреченному. Существовало три способа пытки: веревкой, водой и огнем.
В первом случае пытаемому связывали руки за спиной веревкой, пропущенной через блок, приделанный к своду, и палачи подтягивали его как можно выше. Оставив его некоторое время в таком положении, веревку сразу отпускали так, чтобы пытаемый падал на расстояние полуаршина от полу. Это ужасное сотрясение вывихивало все суставы, а веревка, стягивавшая кисти рук, часто врезалась в тело вплоть до самых жил.
После этой пытки, повторяемой часто в течение часа, пытаемый лишался обычно сил и движений; но лишь после того как врач инквизиции объявлял, что дальнейший допрос грозит пытаемому смертью, инквизиторы отправляли его назад в тюрьму: там его предоставляли страданиям и отчаянию, до того момента, когда у инквизиции была для него готова еще более мучительная пытка. Это была пытка водой.
Палачи клали жертву на деревянные козлы, имевшие форму желоба, соответствовавшего по размерам человеческому телу. Брошенное тело, падая навзничь, сгибалось под действием механизма козел и принимало такое положение, что ноги оказывались много выше головы. В этом положении дыхание становилось очень затруднительным и, кроме того, пытаемый ощущал во всем теле сильные боли, причиняемые веревками, которые врезались в тело и вызывали потери крови даже без закручивания. Жертве в этом ужасном положении вводили в горло мокрую тряпку, часть которой прикрывала ноздри; затем вливали воду в рот и в нос, давая ей течь крайне медленно, так что требовался час времени для того, чтобы влить литр воды, хотя вода текла беспрерывно. Таким образом, пытаемый не имел промежутка времени, чтобы вздохнуть; он ежеминутно делал усилия глотать, надеясь набрать хоть немного воздуха, но так как мокрая тряпка мешала этому, а вода в тоже время шла и через ноздри, то, понятно, что все это устройство затрудняло самое необходимое для жизни отправление, т. е. — дыхание. А потому, когда пытка кончалась, то часто из горла вынимали тряпку, всю пропитанную кровью из сосудов, лопнувших от напряжения несчастного. К этому надо прибавить, что при помощи крута постоянно натягивались связывавшие руки и ноги веревки и врезались в тело до костей.
Если и этой пыткой не добивались признания, то инквизиторы прибегали к пытке огнем.
Для того, чтобы приступить к этому допросу, палачи начинали с того, что связывали руки и ноги пытаемого так, чтобы он не мог шевельнуться: тогда ему смазывали ноги маслом, салом или иным жировым веществом и придвигали к очень сильному огню до тех пор, пока тело не трескалось до того, что обнажались нервы и кости.
Впрочем, сегодняшний дознаватель очень надеялся, что до этих крайних мер дело не дойдет.
