Ева пребывала в молчаливо-испуганном ступоре. Эх, ссора - это было, все-таки, не так уж и плохо, чёрт возьми. Ссора могла быть преотличным поводом вскочить в седло, развернуть коня, извините, холеным крупом к этой злосчастной деревне и эффектно исчезнуть в облаке дорожной пыли. А еще ссора могла быть гарантией, что им никогда, ни при каких обстоятельствах не захотелось бы пообщаться снова, сведи их снова судьба. Но нет же, ей вздумалось, так сказать, "громко хлопнуть дверью", в результате чего эффектный маневр превратился в акт членовредительства и вылился во частичную временную недееспособность, благодаря которой у нее не было сейчас другого выбора, как послушно следовать за ведьмаком и делать вид, что за последние два месяца с ее памятью случилось что-то, что никак не дает ей вспомнить, что именно произошло в этом самом гостевом доме зимой. Ева хмуро понаблюдала за ведьмаком и почувствовала, как в душу на мягких лапах прокрадывается легкое подозрение: а вдруг он специально потащил ее сюда и сейчас специально (он это умел, в конце концов) строил каменную физономию, тоже старательно изображая провалы в памяти? Правда, цель такого коварного умысла, если бы он и существовал, измыслить было весьма сложно - если, конечно, учитывать, что человек находится в хорошем душевном здравии. Какие бы опасности не случалось встречать ведьмакам чуть ли не каждый день их жизни, сомневаться в душевном здоровье Ламберта пока что не приходилось. То, что она так ни разу и не смогла словить его взгляда , даже когда он снова подхватил ее на руки, могло указывать либо на проблемы Ворона со зрением, либо на то, что он в данный момент испытывал чувства, похожие на те, что испытывала она. Эта последняя мысль показалась Еве довольно-таки удивительной и даже маловероятной. Мало ли... в конце концов, он может просто злиться, что я задерживаю его. А вот это уже звучало ужасно обидно. Даже как-то хотелось начать играть в героизм и заявить, что не нужна ей ничья помощь, и она сама как-нибудь справится... Только как-то мало решимости сопровождало это желание. Так что Ева дала себе успокаивающее обещание, что примет окончательное решение, когда узнает, что, собственно, с ее ногой.
У-ууу... та же самая комната... Она даже невольно зажмурилась, когда Ламберт опускал ее на кровать (да, на ту же самую, гори она синим пламенем!) - попутно отметив, что как-то слишком бережно для человека, который был зол. И так же бережно стянул с нее обувь - будто она была их тонкого и хрупкого фарфора. Ева тихонько поныла: лодыжка так распухла, что процесс стягивания правого сапога превратился в маленькое истязание, а зрелище, которое она собой представляла, вообще вызывало отчаяние и новую волну жалости к несчастной себе.
Обычный вывих? Она оторвалась от душераздирающего зрелища, чтобы с надеждой взглянуть на ведьмака. Значит, это скоро пройдет... наверное. Познания Евы в медицине ограничивались с дества въевшимся в мозг знанием о том, что царапины надо бы смазывать какой-то дурно пахнущей дрянью, от которой неимоверно жгло кожу, так что хорошо было в этом смысле положиться на кого-то, кто знал об этом больше. Хорошо было...положиться, мда... Она даже хотела пробормотать что-то благодарное и даже теплое, но ведьмак велел подождать и выскочил за дверь. Правда, он скоро вернулся, и наградил ее многострадальную лодыжку компрессом. Из полотенца. Мокрого и холодного. Ева зашипела, с шумом втягивая воздух сквозь сжатые зубы и поморщилась, но возражать не стала. Второй попытки выразить благодарность Ворон ей снова не предоставил, опять оставив ее наедине. Девушка откинулась на подушки и поглазела в потолок, чувствуя, как холодный компресс понемногу успокаивает дергающе-ноюшую боль в ноге. Она задумалась о том, что делать и говорить дальше - настолько глубоко, что, незаметно для самой себя, задремала.
***
Кроме того, что сон был неглубоким, он был еще и странным, сумбурным и непонятным, ибо не было в нем ничего, кроме темноты, хаотичных шумов и продолжающей напоминать о своем существовании боли в лодыжке. Странно, - подумала Ева, хмурясь и беспокойно ворочаясь. Странно, потому что весь этот полусон был подернут легким запахом гари. Ева встрепенулась и проснулась, и тут же была вознаграждена за резкое движение острой болью в ноге, с которой слетел влажный компресс. Следующее впечатление (о котором она могла отдать себе отчет уже после того, как тихонько взвыла и на мгновение пожелала избавиться от боли вместе с ногой) об окружающей действительности сообщало о том, что темнота, шум и запах дыма были вполне реальными. Причем темнота темнотой, а вот многочисленные вопли, дым и то, что ведьмака до сих пор не наблюдалось, встревожили ее не на шутку. Как, скажите пожалуйста, ей защититься (ну или, как более разумный вариант, смыться подальше), отчаянно хромая и сходя с ума от боли? Ева села на кровати и осторожно встала на здоровую ногу, опираясь о стоящий рядом стул и доставая из ножен кинжал.
До смешного простой путь к окну был долгим, неловким и болезненным - она успела порадоваться, что Ворон все-таки не успел вернуться и ему не пришлось наблюдать, как она прыгает через всю комнату на одной ноге, словно какая-то странная подстреленная птица. Наконец, переводя дух и тяжело опираясь о подоконник, она прильнула лбом к холодному стеклу, пытаясь рассмотреть причину смятения деревенского общества.
Отредактировано Ева (Вторник, 18 мая, 2010г. 20:30:01)