---> "Галарон".

Аудиенцию, наверное, можно было назвать удачной. Поднимаясь на борт Левиафана, девушка всё ещё продолжала думать о той эльфийке, отданной в качестве... подарка. Как унизительно это было для бедняжки. И дело вовсе не в том, что она была эльфом - существом, наверное, наиболее гармоничным с природой, знающим толк в прекрасном, гораздо более утончённым, чем человек или демон. Может частично это были сложившееся стереотипы самой демонессы, но её жалость была иного рода. Не как к представителю другой расы, нет, она жалела эльфийку, как женщина. Служить вещью, предметом торга, тем, что можно продать, обменять или подарить... Люцифера лишь вздохнула, подумав, что и сама может когда-нибудь оказаться на её месте. Это было единственным, что смутило демона до глубины души. Она точно новыми глазами взглянула на Дориана, хотя, в сущности, помнила его дворец в Олхане и бывших там наложниц, но почему-то не предала этому никакого значения. А сейчас вспомнилось отчего-то, и стала неуютно.
Так мы постигаем людей, раз за разом открывая в них всё новые и новые тайны для себя. Ей казалось, что она его знает. Оказалось, что нет. Абсолютно ничего не знает об этом человеке, или знает слишком мало. Наверное, в этом и заключается та самая неидеальность разумных существ, будь то люди, эльфы, демоны... да кто угодно, хотя бы и те же орки. В каждой отдельно взятой личности мы найдём что-то для себя, что будет нас пугать и не давать покоя. Другое дело, что с этим можно смириться и принять, как должное, а можно, напротив, возненавидеть, начать страшится, воспринять совершенно по-другому.
Люцифера подошла к краю палубы, опираясь руками о перила и глядя куда-то в сторону, в сторону теряющихся в вышине горных вершин.
- Нет, не осуждаю, - наконец, после недолгого молчания ответила демонесса, избегая смотреть на алхимика. Она снова замолчала на некоторое время, ощущая прохладу ветра на своей коже. Здесь, с высоты, раскинувшийся внизу город казался ничтожно маленьким по сравнению с окружающим её безбрежным воздушным пространством. Чуть перегнувшись через борт корабля, девушка силилась разглядеть внизу площадь, на которую спускался Левиафан для посадки, и бывших там зеленокожих воинов. Но то ли она смотрела не слишком внимательно, то ли действительно никого из них не увидела.
- Серость, - демонесса недоверчиво хмыкнула. - Кто-то явно не желает смотреть на мир сквозь радужные краски, - голос снова приобрел мягкие нотки, когда она, повернув голову, посмотрела на учёного. - Что за неисправимый цинизм? - отдалённо девушка понимала, что так, по сути, и есть. Не было абсолютного добра и абсолютного зла. Всё давно перемешалось, а когда чёрное смешивается с белым, как ни крути, получается именно серый цвет, в разных оттенка и пропорциях, но только он один и возможен. Но если она начнёт в это верить, то рано или поздно потеряет себя в этой неприглядной окраске. А вот надеяться на то, что жизнь всё-таки состоит из ярких цветов было намного легче. И, наверное, оптимистичнее.

Прошу прощения за задержку)*

Рабыня. Люцифера, отвлекаясь от созерцания лежавших внизу окрестностей города, вновь посмотрела на алхимика. Долгим, очень долгим был её взгляд, точно она старалась разгадать что-то для себя пока ещё неведомое. Та уверенность, с какой он произносил это слово... Она бы назвала это безжалостностью, в какой-то степени - даже жестокостью. Именно той жестокостью, на которую были способны только мужчины.
- Принцесса... - демонесса протянула это слово, точно пробуя его на вкус. В своей жизни она ещё не встречала принцесс, они почему-то казались ей... Это сложно было даже описать. Кем-то нечеловеческим, привязанным к образу королевства, которому принадлежат. Она поначалу отказалась, оставшись стоять, облокотившись о перила, глядя ему вслед. Задумчиво взъерошила собственные волосы, раздумывая над тем, какая судьба ждала ту эльфийку, отданную оркам. Она не хотела верить, что человек, которого она считала добрым и мягким может быть способен на такие поступки. Но воспитать в себе ненависть или хотя бы её отголосок не получилось. Демонессе отчего-то показалось, что она ещё не раз и не два будет осуждать себя за то, что не смогла возненавидеть этого человека. Взять хотя бы её приход сюда, клятвенный браслет, - ещё тогда стоило это сделать, но нет, не получилось. Сейчас и подавно.
Сорвавшись с места, Люцифера кинулась вдогонку за учёным. Может во всем виновата погода? Ну её, к Хаккару, эту философию.
А вот посмотреть на принцессу - это да, это того стоило. Хотя задерживаться в гостевой каюте демон не собиралась. Талант уйти красиво - ничто по сравнению с талантом уйти вовремя. Дориана она нагнала уже почти у самой двери, но ни словом не обмолвилась о своих мыслях. Она начинала чувствовать себя как минимум дурой.

Дезмонт стоял у дверей каюты не так долго - судя по всему, в ней находился новый гость воздушного судна (или гостья?), который, как услышал перекованный, не желал идти на контакт:
- Пока что с вами обращаются по-королевски. Но если вы не проявите ответного уважения, то последствия будут плачевными.
Тут из дверей вышла постоянная спутница милорда - Люцифера. Он о ней мало знал, кроме, разве что имени, но она всегда вызывала в нем странное чувство. Это не была встревоженность, в конце концов ей бы не позволили дотронуться до Каверхилла, а если бы так и случилось, то она бы сама не долго жила. Не неприязнь, Дезмонт вообще старался держаться на этом корабле со всеми на деловой ноте, и особо враждовать с этой особой не было ни времени, ни желания. Да и позитивных чувств она тоже не вызывала. Но то, что ощущал Каверхилл от её присутствия, несколько отличалось от равнодушия...
- Хорошо выглядишь: ни дня без праздника, ни ночи без загула? - спросила девушка и улыбнулась. Дезмонт был немного ошарашен, но постарался не подать вида, и улыбнулся ей в ответ.
-ХЛОР МНЕ В ПОЧКИ! Она со мной, побери меня Хаккар, ЗАГОВОРИЛА! Надо проверить системы Левиафана, а то вдруг мы ещё и разобьёмся по такому случаю...
Вслед за Люциферой вышел и сам Дориан Гроуз. Судя по всему он был рад видеть Каверхилла в здравии. Это действительно было приятно знать, что ты для своего лорда нужен и важен.
- Как ваше самочувствие, мистер Каверхилл? - спросил он перекованного.
-Как бы подобрать более удачное сравнение?.. Как перед выздоровлением от ангины. Вроде-бы и горло ещё болит, а жар больше с ног не валит. - для Дезмонта интоксикация прошла действительно очень тяжело, и пока что даёт знать о себе. Но протезы стали настолько удобны, настолько легки, что Каверхилл мог бы уже отбросить проклятую трость, которая столько времени ограничивала движения Дезмонта.
- Я не знаю, успели ли вам поведать о тех изменениях, что произошли в вашем организме. Если что - с радостью расскажу обо всем вам сейчас сам.
-Мне ещё никто не сообщал, но по крайней мере я чувствую что на мне уже не мои протезы. Столько времени у меня создавалось ощущение, будто мне засунули ногу в цемент и заставили ходить с засохшим блоком всю жизнь. Теперь это чувство внезапно пропало, мне как будто бы стало легче. Но я ведь правильно понимаю, сэр, что это ещё не всё, что вы сделали?

- Наверное, мне будет все же лучше уйти, - наконец пробормотала демонесса, окидывая печальным взглядом уютную комнату. Тяжелые шторы на окнах, задёрнутые отчего-то светлым днём, заставляли подумывать о символичных решётках, но одно лишь движение рукой – и солнечные лучи ворвутся в каюту, принося с собой не только яркий день, но и бесконечное ощущение жизни, так свойственное небесному светилу и всем, кто был рождён на поверхности. Но принцесса сама возводила себе темницу, не желая ни действовать, ни разговаривать. Люцифера лишь грустно покачала головой – не в её силах было что-либо изменить, да и не в её правилах. Люди, как она уже успела убедиться, гораздо сложнее в своём внутреннем мире, и порою заставляют напрочь ломать уже казалось бы устоявшиеся стереотипы. Ан нет, чудаки люди.
Демон вышла из комнаты, отведённой пленнице, и, равнодушно скользнув мимо молчаливых охранников, направилась прочь по коридору. Строптивая принцесса отчётливо напомнила ей о том, что нельзя быть счастливым слишком долго, равно как и нельзя жить вопреки своей природе. Ну взять хотя бы саму Люциферу, непривычно задумчивую в этот ещё не успевший погаснуть день. Казалось бы, её собственная жизнь наконец устоялась, обрела проторенное русло, по которому только и нужно было, что плыть, довольствуясь размеренным течением. Но такой покой давил и мучил её куда сильнее, чем любой жизненный шторм, имеющий привычку возникать из неоткуда. Это было сложно объяснить кому-либо, и еще сложнее – понять самой. Но мысли упорно крутились в голове, не давая покоя. Там, где когда-то она искала правду, теперь лежала ложь, добро и зло обрели новые очертания, сместившись на душевной орбите двух противоположных полюсов, заставляя сомневаться в том, над чем раньше она даже не задумывалась. Хаос, именно он теперь правил бал.
Девушка остановилась на развилке коридора, уступая дорогу двум эльфам, сосредоточенно обсуждающим что-то, явно не относящееся к их работе. Махнув рукой в ответ знакомым, она еще некоторое время стояла, нерешительно перебирая руками прядь своих волос, пока отчётливо не поняла, что ей не будет покоя до тех пор, пока она не навестит отца. Невозможно начать новую жизнь, не поставив окончательную точку на прошлой. Нельзя возводить новый замок, не разрушив до основания прежний. Старый  демон как никто другой умел повлиять на неё, смиряясь порою с самыми глобальными изменениями в её жизни. Она не знала что он ей скажет и скажет ли хоть что-то, но была уверена, что этот визит будет единственным верным решением. Бесполезно бегать от себя, она это знала. Но другой вопрос, что она теперь с трудом понимала, где же она настоящая.

Люцифера не заметила, как ноги принесли её к каюте, в которой она жила вот уже чуть больше, чем два месяца. Толкнув дверь, она оказалась в небольшом помещении, в котором царил едва заметный беспорядок, а в воздухе витал отчетливый аромат яблок. Девушка решительно собрала с пола несколько упавших книг, возвращая их на отведенное им место на полке, расправила покрывало на кровати и, уже собираясь отойти, заметила в складках мягкой ткани, аккурат за подушкой, приютившегося там небольшого медвежонка. Сделанная из мягкой пушистой ткани и набитая плотными обрезками материи, игрушка получилась на редкость симпатичной, не смотря на то, что у мишки не была нарисована мордочка. Достав с полки коробку, в которой демоница хранила невероятное количество самой разнообразной мелочи: от апельсиновых корочек до лоскутков ткани и письменных принадлежностей, Люцифия вытащила оттуда иголку, нитки и парочку пуговиц. Несколько раз до крови уколов палец, спустя полчаса кропотливой возни, девушка довольно запихнула коробку обратно под кровать. Теперь у игрушечного медведя на мордашке красовались черные глаза-пуговицы и вышитый красными нитками улыбающийся рот, точь-в-точь как на страницах книжки, из которой она, в общем-то, и подчерпнула задумку сшить игрушку. Книгу она нашла в библиотеке Левиафана, среды многочисленных пособий по технике и механике случайно отыскав детские сказки. Очевидно, книжка с детскими историями принадлежала Ричарду, ему то и собиралась вернуть её демонесса, вместе с симпатичным медвежонком.
Забравшись с ногами на кровать и обняв колени руками, она какое-то время отрешенно разглядывала струящиеся в окно солнечные лучи, в свете которых многочисленные пылинки танцевали диковинные танцы, больше похожие на золотую крошку, чем на обыкновенную пыль. Идея пришла к ней внезапно, буквально ворвавшись в сознание старыми воспоминаниями. Она уже успела забыть, что узнала два столетия назад. Там, в семейной библиотеке, случайно найденная старая книга, обернутая плотной драконьей кожей, страницы которой навсегда остались в её памяти. Но, насколько помнила Люцифия, отец с ненавистью сжёг этот фолиант несколько позже в камине.
Однако она хорошо помнила полустертые буквы рукописного шрифта, рассказывающие о древнем, давно уже позабытом ритуале. Самом страшном, немыслимом злодействе, которое только способно совершить живое существо по отношению к самому себе.
Торопливо встав с кровати, девушка плотно задернула шторы.
Душа живого существа: в муках ли она пребывает или в гармонии, развивается или умирает, но живёт в каждом рождённом под звёздами этого мира, в каждом, кто, быть может, никогда и не видел холодного света звёзд, даже в тех, кто, казалось бы, и вовсе лишён души. Эта холодная песчинка, которая не оставляет нас гнить после смерти в разлагающейся плоти, которая определяет самую суть характера, которая говорит нам: что хорошо и что плохо; та самая субстанция, которая являет собой частичку абсолютной магии, чуждой этому миру. Многие не верят в её существование, а кто-то и вовсе не подозревает о той, что заставляет нас плакать и смеяться, грустить и переживать, любить и ненавидеть. Та самая суть, та самая частичка чужеродной материи, неподвластная зрению или слуху покуда томиться в телесной оболочке. Душа. Самое ценное и сокровенное, что есть у каждого, будь то ребенок или старик, мужчина или женщина, эльф или дракон, демон или человек.
Строчки из книги навеки впечатались в её память, поразив её ещё тогда, когда она впервые прочла о давно уже позабытом ритуале демонов. Наверное, было и к лучшему, что её народ уже и не помнил древнего обряда, позволяющего вынуть душу из тела без смерти последнего. Но она, да, Люцифера знала об этом. Знала давно, но никогда не вспоминала, считая невозможным вынуть то, чего нет. Но живя среди людей, научившись чувствовать, пришло понимание, что она ошибалась. Иначе откуда порою у самого тщедушного ребенка хватает сил бросать вызов жизни даже тогда, когда у взрослых нет сил даже шептать молитвы о пощаде?
Она в спешке принялась рыться в своих вещах, выдвигая один ящик за другим. Куда, куда она могла его положить? Руки перебирали сложенную аккуратной стопкой одежду. Она уже собиралась задвинуть ящик, когда пальцы нащупали холодную поверхность камня. Потянув за цепочку, девушка извлекла подвеску в виде аккуратно обточенного рубина на длинной витиеватой цепочке. Ни один торговец не дал бы за это украшение достойных денег, не смотря на то, что камень был настоящим. Слишком простое, без какой-либо отделки или гравировки, эта подвеска долгое время хранилась Люциферой, она брала её всюду, куда бы не направилась, считая за собственный талисман, но никогда не носила на шее. Подвеску она нашла случайно, безумно давно, когда остановилась на ночлег у лесного ручейка, там, между гладко отполированными водой камнями лежало украшение, давно забытое, если судить по многочисленной тине, налипшей на него.
Сейчас, в полумраке комнаты, рубин тускло отсвечивал, отбрасывая блики на лицо разглядывающей его девушка. Демонесса прикусила губу, борясь с желанием спрятать цепочку с рубином подальше в шкаф и, оставив полубезумную идею, выйти из каюты прочь. Но не позволила себе сбежать. Вместо этого она, достав с полки свечу, зажгла её, поставив в центре комнаты, чтобы создать хоть какое-то освещение. Больше свеч у неё не было, да она и не была уверена, что это нужно.
Древний ритуал не предусматривал пафосного шарлатанства, так любимого странствующими магами и гадалками. Не предусматривал он и какой-то определенной цепочки событий, действий, слов. Ничего, что было привычно сведущим в магии людям. Невероятно простой, этот ритуал, тем не менее, был невероятно опасен для проведения именно потому, что не предусматривал обратного процесса. То, что она собиралась сделать, граничило с сумасбродством. Человек, лишившийся своего тела, но сохранивший душу, не теряет, в сущности, почти ничего, но тот, кто лишился души, даже если его тело, жизнь и разум вне опасности, потерял всё, ибо добровольно отдал самое бесценное сокровище, с которым не сравнится ни один пиратски клад, ни один драконий самоцвет, ни самые несметные богатства эльфийской казны.
Опустившись на колени, девушка нервно сжимала рубиновую подвеску, не сводя безмолвного взгляда с ровно горящей свечи. Она не находила в себе мужества начать. Но мудрецы говорят, что по настоящему труден лишь первый шаг. Наверное, они правы, потому что когда с потрескавшихся губ девушки сорвалось первое слово, которое она так долго не могла подобрать, стало легче. Стало легче говорить, и хоть воздух больше не колыхнули звуки её голоса, всё, что она произносила в своих мыслях, отдавалась трепещущей болью в груди. Оттуда боль тугими щупальцами пробегала в каждую клеточку тела, и где-то там, казалось бы, совсем рядом с сердцем, билось и металось что-то непонятное, к стуку собственной крови в ушах и собственным словам примешивался леденящий ужас, страх, сравнимый со страхом ребенка, у которог отбирают мать.
- Я делаю душу вечной узницей, - едва уловимый шепот слетел с губ деомнессы, когда она, сгибая пополам от боли, поднесла  судорожно дрожащие руки к груди. Может её действия сейчас станут величайшей ошибкой в её жизни, но она понимала, что её душа не найдёт покоя вдали от него, ни сейчас, ни когда-либо, даже после смерти тела. Вспыхнула свеча, в момент маленькое пламя вознеслось выше, полыхнув ярко-алым светом. Что ж, она это сделала, плакать было уже поздно. И теперь на ладони ярко сияла голубая песчинка, маленькая, размером меньше горошины, но удивительная яркая, похожая на далекую звезду ночного небосвода. Песчинка сияла, то вспыхивая резким холодным светом, то переливаясь едва уловимым мягким свечением, лежала на лодони, но не касалась руки, точно для неё не существовала притяжения или каких-либо других законов, для неё – для свободной сущности, способной творить чудеса.
Свободной рукой подняв с пола кулон,  Люцифера последним мысленными усилием заставила песчинку скользнуть внутрь рубина. По багровому камню пробежался голубоватый свет, серебряная цепочка, точно змея, обвила кисть руки, врезаясь в кожу. Доли секунды – и всё закончилось. Цепочка безвольно разжалась, позволяя девушке разглядеть на внутренней стороне кисти руки два кровоточащих пореза. Она собственной кровью завершила ритуал. Надо же, самой демонице отчего-то казалось, что крови потребуется больше, зная пристрастия своего народа в области жертвоприношений собственному честолюбию, но нет. Два узких пореза – вот и все, что от неё требовалось.
Застегнула кулон на шее плохо слушающимися руками, что получилось у неё не сразу и, с трудом делая пару шагов, повалилась на кровать, позволяя непроизвольно текущим слезам кончиться. Внешне ничего не изменилось, но она знала, что тревожная тоска, поселившаяся в ней только что, останется с ней на всю жизнь. Она никогда не сможет забыть, она даже никогда не сможет до конца осознать зачем и ради чего совершила этот поступок. Или попросту побоится признаться в этом самой себе? Пожалуй, но сделанного не воротишь. Люцифера знала, что рубиновый талисман никогда не будет служить ей самой, потому как не только ритуалом, но и самой сутью души отрицалась возможность использовать ей в собственных корыстных интересах. Это было одно из самых удивительных условий. Да и невозможно было полноценно контролировать магию подобного талисмана, ибо душа никогда не бывает постоянной сутью и способна помочь лишь тогда, когда всё остальное уже бессильно. Когда бессильна даже магия Света, способная воскрешать. Никто, включая саму демоницу, не знал достаточно точно, как будет проявляться сила кулона, она могла быть уверена лишь в одном – в самой безвыходной ситуации обладатель её души сможет найти выход, сможет выжить даже тогда, когда шансов не будет никаких, ни одного. И за то, чтобы уберечь кого-то, следовало платить. Говорят, что за все в этом мире мы платим деньгами. О нет, глупцы, за все по настоящему ценное мы платим кусочками своей души.
Люцифера хотела разыскать алхимика прямо сейчас, пока окончательно не передумала, но ни сил, ни желания куда-либо идти у неё не было.

Отредактировано Люцифера (Среда, 6 июля, 2011г. 10:58:29)

Наверное, прошло около часа прежде, чем Люцифера обрела способность дышать и жить в привычном ритме. Сердце, до этого птицей трепещущее в груди, уняло свой стремительный бег, забившись в обычном для него темпе. Оно не заметило пропажи, так же как и всё её тело. Только вот она была, эта пропажа. И пройдёт ещё очень много времени, прежде чем тоска притупится, покроется пылью других событий и будет ощущаться не так остро, как сейчас. Время, оно всё решит как нельзя лучше. Шальные карты гадалки-Судьбы ещё не раз разложат свой удивительный пасьянс, заставляя корить себя об этом поступке. Но ведь Судьба, как это ни было бы забавно, олицетворяла женщину, а значит, должна была понять.
Встав с кровати с горем пополам, девушка подошла к стоящему в углу тазу, наполненному водой и, зачерпнув её холодными руками, брызнула себе на лицо. Было странное ощущение, как если бы она отравилась. Такое в её жизни было лишь однажды, она, вопреки всем запретам, стащила у альтанарского торговца клубнику, так похожую на плоды джаркай, за что и поплатилась позднее. Тогда она, помнится, несколько дней лежала пластом, и под конец не было боли, лишь усталость и желание забыться. Так и сейчас. Боли не было, но было что-то другое: тягучее, обволакивающее, не дающее возможности заснуть. Но вместе со всем пришло странное спокойствие, точно бы она, сделав то, что должна была сделать, успокоила свой разум.
Вытирая лицо и шею полотенцем, демонесса чувствовала, как кулон обжигает ей шею, точно то, что было заключено в нём до сих пор не могло смириться со своим заточением. Что ж, зная себя, Люцифия могла смело предположить, что характер у этого украшения будет не сахар. Однако её душа будет служить с полной самоотдачей, так же, как это делала и сама демоница.
И может всё было не столь трагично? В конце концов теперь в таверне, когда про неё вновь будут говорить - тварь бездушная, в каком-то смысле люди будут правы. Слабо утешение, надо признать. И появившаяся вдруг из ниоткуда самоирония была как нельзя более кстати. Тут или она смириться с этим осознанием или сойдет с ума. А перспектива прослыть ещё и сумасшедшей мало вдохновляла её на подвиги.

Занимающийся вечер медленно вступал в свои права, когда девушка подошла к каюте алхимика. Она шла сюда очень долго, просто невероятно долго, заглянув по пути везде, куда только смогла: и на кухню к ещё работающим там поварам, и к знакомому ушастому, который возился с очередными чертежами, даже постояла и посмотрела, как эльфы перекатывают винные бочки на кухню. Но нельзя было идти вечно. Она шла сюда почти полчаса, хотя путь мог бы занять не больше пяти минут. И сейчас единственным здоровым желанием было уйти, но глупо было бы бегать, рано или поздно ей всё равно придётся это сделать. И уж лучше было сейчас - пока голова еще была во власти тупой ноющей боли, чем потом, когда осознание собственного поступка со всей ясностью озарит её мысли.
Негромко постучала. Возникла надежда, что учёный, должно быть, пропадает где-нибудь вместе с перекованым, а значит, ещё не успел вернуться.
- Это Люцифера, - для собственной уверенности проговорила девушка, дожидаясь ответа и потирая раскрасневшиеся от слёз глаза. Она никогда даже и не думала, что солёная вода, бегущая из глаз, может оставить после себя такое неудобство.

Отредактировано Люцифера (Среда, 6 июля, 2011г. 12:19:27)

- Не совсем, - уклонилась от прямого ответа Люцифия, гадая, как ему удалось догадаться. Он или умел читать мысли или она не умела врать. Хотя одно другого не исключало. Девушка смущённо прикусила губу. Она всю дорогу сюда старалась подобрать правильные слова, спланировать речь, чтобы сказать - и уйти, чтобы, быть может, уже после сотни раз пожалеть об этом, вновь наплакаться, но чтобы пути назад уже не было. Этот шаг нужно было сделать быстро, на одном дыхании, иначе она просто не сможет.
Она уже почти собралась с духом, чтобы попрощаться. Кажется, даже внутренне была готова к тому, что сейчас шагнет за порог. Да, она была готова. Но Люцифера пропустила момент, когда мужчина шагнул к ней, оказавшись совсем близко, лишь удивлённо подняла на него глаза. И не успела ничего сказать, ощутив прикосновение к своим губам. Сводить с ума лишь парой прикосновений... ей начинало казаться, что всю жизнь он изучал людей, а не машины. Сняла кулон, и, не давая себе возможности передумать, застегнула цепочку на шее алхимика. Она скорее угадала, нежели увидела, как рубин полыхнул бледноватым сиянием, точно прощаясь. Ей казалось, что самым сложным будет вынуть душу, но нет, самым сложным оказалась отдать её. Подарить.
Девушка подняла заплаканные глаза на мужчину, чувствуя, как по собственным щекам катятся слёзы.
- Береги это, Дориан, береги это как зеницу ока, - она почти не слышала собственного голоса, настолько тихим он был. Знал ли он, догадывался ли о том, что было там, внутри рубина? Он - человек, который перевернул её жизнь, её мировоззрение, её чувства; который должен был стать для неё не больше, чем предметом наблюдения, учёным, которым мог заинтересоваться её народ. И как так получилось, что он оказался для неё ближе, чем собственные сородичи?
Обняла его за плечи, не спеша уходить слишком быстро. Она была бы рада объяснить, зачем это делает, но не могла подобрать нужных слов. Она просто знала, что ей нужно увидеть отца, которого, кажется, не видела уже целое столетие. Ей нужно было уйти. Уйти, чтобы обязательно вернуться, потому что именно с этим человеком она оставляет самое ценное, что было у неё когда-либо. Душу.

Отступила на шаг назад, всё ещё ощущая сладкое покалывание на губах. Что ж, он был прав, пора было уходить. Её ждала длинная дорога, и лучше было выйти прямо сейчас, чтобы до утра успеть добраться до небольшой деревеньки Калиновки, приютившейся в стороне от Галарона. Оттуда уже, как надеялась демонесса, раздобыв приличную лошадь, она двинется на юго-восток по направлению к Альтанару. Она только уповала на удачу, чтобы не столкнуться ни с кем из местной армии зеленокожих. Надо признать, орки со своим деспотичным вождём не пришлись ей по нраву. Но виверну она любила ещё меньше, слишком уж та была похожа на дракона, чтобы вселять в душу уверенность в безопасности всадника.
- Для безопасности виверны ей будет лучше остаться тут, - пошутила Люцифера, улыбаясь. Встрепенувшись, старательно смахивая с себя эту паутину печальной тоски. - Только не снимай его, - уже обернувшись у самой двери напомнила девушка. Наверное, он скоро догадается о тайне этого подарка, хотя она и не знала, как поведёт себя украшение. Она сама зачастую не могла точно сказать, в каком настроении будет находиться в следующие пять минут, что уж говорить о подвеске. Но была уверена в том, что никто более, теперь даже включая её саму, не сможет надеть рубиновый кулон, так же, как и она никогда не любила прикосновений чужих людей.
- Ты ещё будешь корить Хаккара за то, что я не потерялась где-нибудь по дороге, - себе под нос с улыбкой пробормотала девушка, выходя за дверь, делая невероятное усилие над собой, чтобы не оглянуться. Дороги назад уже не было - кажется, эти слова будут вспоминаться её очень часто.

Девушка прошла в свою каюту, захватив уже заранее приготовленную походную сумку, в которую сложила всё необходимое. Прихватив с собой детскую книжку и игрушечного медвежонка, демонесса заглянула в покои Ричарда. Мальчик уже крепко спал и, не желая нервировать заботливых нянюшек, недовольных её визитом, Люцифера поспешила покинуть комнату, положив игрушку рядом с ребёнком. Заглянув на кухню, она взяла необходимые продукты и, попрощавшись с улыбчивыми поварами, поднялась на верхнюю палубу. Слабое шевеление ветра приятно холодило крылья, которые с лёгкостью опустят её на землю. Быть может полноценно летать ей и было не дано, но вот спланировать с такой высоты она точно сможет.
Солнце почти скрылось, надо же, этот вечер пролетел слишком незаметно. Сев на край перил и перекинув ноги, она в последний раз оглянулась на Левиафан. Что ж, она не прощалась. Она вернется, в этом демоница была уверена.

---> Калиновка.

Отредактировано Люцифера (Пятница, 8 июля, 2011г. 12:23:06)

В бодром расположении духа Дезмонт удалился в свою каюту. Он был благодарен своему сеньору за его доброту и помощь. Теперь можно заняться тестом этих новых протезов. Уж чересчур они были удобны, нужно было кое-что проверить.
Перекованный поставил трость подальше от себя, к столу, и подвигался от стула к кровати. Медленно. Нога не была такой тяжелой, как раньше. И главное, ей можно было управлять. Подобно ребенку, Дезмонт делал первые шаги вперед без помощи трости, от которой не отлипал тридцать с чем-то лет. Это действительно было трудно. Но, вроде как походка формируется. Так Дезмонт проходил несколько раз туда-сюда, затем продолжал тренировки в течении часа, меняя маршрут "Стул-кровать" на "кровать-шкаф", "шкаф-дверь" и так далее. И в итоге всё у него получилось. Осталось только попробовать пройти более длинное расстояние. Уже более уверенным шагом, Каверхилл вышел за дверь своей каюты, без трости. А затем постепенно двигался к лаборатории. Неспеша, чтобы не оступиться и не упасть... Вот и первое серьезное препятствие - лестница. Если Дезмонт уверенно поднимется по ней - будет просто замечательно! Шаг, другой - и главный ученый "Левиафана" преодолел одну из важнейших своих трудностей - хромоту. Преодолел её окончательно, благодаря протезированию и Дориану Гроузу, который проделал такую операцию.
Когда Каверхилл вошел в лабораторию, то первая реакция коллег оказалась шоком. Кто-то в другом конце лаборатории даже пробирку уронил! Никто не ожидал, что ещё недавно ужасный калека с озлобленным на каждую оплошность взглядом станет полноценным в плане своего состояния человеком. Быстро ходить, оказывается, очень удобно, и теперь неусыпный контроль за порядком в лаборатории станет ещё более строгим. Коллеги кинулись поздравлять своего начальника, совсем позабыв про дела. Все надеялись, что он станет добрее. Он стал... Ну, может, только чуть-чуть:
-Куда рванули!? Ну-ка все назад, за работу! - громким и звучным басом возгласил Дезмонт. Все, склонив голову, вернулись к своим обязанностям, а заведующий лабораторией занял свое положенное место и принялся за свою работу. Уж что-что, а силу характера выздоровевшая нога не отнимет.
_____
Прошло несколько дней. Сэр Дориан Гроуз отправился на встречу с королевой дроу. "Как там её, Хаккар дери её во все щели, зовут?" - в мыслях задался вопросом Дезмонт, но опомнился от этого наваждения и встал, чтобы взять научную энциклопедию, лежавшую около зеркала. И когда он взял толстую книжку с тумбочки, он мельком глянул в зеркало и вернулся на кровать. На мгновение ему показалось, что с лицом его было что-то не так. Очертания его стали практически симметричными. Это не очень хороший знак, как заверяли некоторые эльфийские коллеги. Но Дезмонт просто не придал этому значения. Он же ученый, в конце концов! Не пристало научному светилу верить во всякие суеверия! Хотя на душе тем не менее скребли кошки...
Каверхилл полежал и почитал книгу. Заняло это у него около двух часов. И время пронеслось так быстро, что ученый чуть совсем не забыл про то, что ещё надо работать! Откинув книгу на стол (ну кто так поступает с литературой?), он надел свои сапоги и отправился в лабораторию. Там его ждала напряженная работа со взрывоопасными реагентами.
Итак, смешивание и подготовка заняли всего пару часов, осталось лишь подогреть пробирку, чтобы энтальпия достигла нужного уровня, и реакция прошла моментально. Ассистент поставил пробирку на штатив и поднес рабочую горелку к днищу. Нужно было подождать всего пару минут. Перекованный перевернул песочные часы, ожидая, когда последняя песчинка упадет в нижнюю часть...
Две минуты прошли. Дезмонт крутанул болт, держащий штатив.... но он не раскручивался. Ещё пару попыток. Затем он попытался погасить горелку. Но пламя не гасло.
-В чем дело?! - Каверхилл отодвинул горелку, но уже поздно. Вещество начало бурлить в закрытой пробкой пробирке. Стенки начали трескаться... И сосуд разорвался. Горячий осколок стекла пробил ученому горло. Коллеги тут же отреагировали, позвали врача. Но Дезмонт Каверхилл, алхимик, перекованный, преданный всем сердцем и душой дому Гроуз, не дожил до его прихода. Когда вернется Дориан, он узнает, что Дезмонт погиб. Несомненно, он его когда-нибудь заменит. "Незаменимых людей нет", как говорил когда-то отец, увольнявший сторожа припасов.
Последнее, что вспомнил умирающий перекованный, откашливаясь кровью - Эдельвину, свою бывшую жену-эльфийку. И почему именно она?.. Быть может, та рана на сердце, что эта кошка нацарапала, ещё не зажила?
-И.. всё-таки *кхе* бабы - не люди... - это были последние слова угасающего светила...

Отредактировано Дезмонт Каверхилл (Понедельник, 1 августа, 2011г. 17:40:43)