[indent=0.7,0.7]Было совсем несложно себе представить, как палач приходит домой после трудного рабочего дня, как обнимает жену и шепчет ей на ухо: "Здравствуй, солнышко", – а она хихикает, как девочка. Ей приятно и немного щекотно, а ещё она в предвкушении от близящейся ночи. Ночи любви с самым добрым и заботливым мужчиной, который ни разу не то что руку на неё не поднял – даже голос не повысил. А что на работе ему порой приходится тыкать в людей железом – так то уже не совсем люди. Они – зло во плоти. А он – всего лишь помогает направить их на верный путь.
[indent=0.7,0.7]Морианор Джордан Сорас - тоже зло. Палаческий каламбур на тему железа дошел до него далеко не сразу, ведь с железом у него сейчас ассоциировалось совсем другое. И он в любом случае не видел смысла ещё раз говорить, что не делал этого. Зато он это допустил, и уже не может ничего исправить. В представлении призрака это было примерно равнозначно собственноручному убийству и заслуживало кары. Что изменится, если он признает свою вину? Палач сказал, что его выпустят, вот только куда можно выпустить отсюда? Если только в смерть. Но прежде, чем вновь отправиться туда за Саирой, он должен за неё отомстить. В прошлый раз не смог. Быть может, то, что он всё ещё жив, означает, что судьба решила дать ему второй шанс? Но пока...
[indent=0.7,0.7]Поверхность, к которой он был прикован, ухнула назад, от чувства падения перехватило дух. Ненадолго: секунду спустя Джор приложился о резко остановившийся стол затылком так, что в глазах потемнело, а боль в голове на какое-то время стала доминирующей над прочими ощущениями. Но не помешала отреагировать на вновь появившиеся из кармана палаческого фартука щипцы. От их прикосновения пленник дёрнулся настолько выразительно, что это невольно заставляло задуматься, а почему, собственно, он до сих пор не сдался со столь правильной реакцией на палаческий инструмент. Лично у него времени на размышления о собственных реакциях впереди было – хоть отбавляй. Целая ночь.
[indent=0.7,0.7]Дверь за палачом закрылась, оставляя Джордана в одиночестве. Наконец-то он мог позволить себе расслабить сведённые мышцы. Пожалуй, палач заслуживал благодарность за то, что не заставил его висеть всю ночь на уже теряющих чувствительность руках. (Кап.) Хотя её возвращение уже начало давать о себе знать и грозило доставить вскоре массу ярких впечатлений. Но это ерунда, он потерпит. (Кап.) Он ведь на самом деле не боится боли? Джор осторожно пошевелился, разбудив целую гамму затаившихся было неприятных ощущений, прислушался к каждому в отдельности. (Кап?) В целом, ничего такого уж страшного и непоправимого с ним не сделали. Помнится, в бою с заклятой подругой Мориса его тело пострадало заметно сильнее. Так в чём же дело? (Кап.) Почему сейчас он так остро реагирует не на саму боль даже – всего лишь на её обещание?
[indent=0.7,0.7]Кап!
[indent=0.7,0.7]Зараза! То, что поначалу казалось полнейшей ерундой, не заслуживающей внимания дурацкой шуткой, начинало раздражать. А ещё казалось, что источник капающей на голову воды успел заметно отдалиться, и капли падали теперь с гораздо большей скоростью и силой. Он повернул голову набок, но легче не стало: следующая капля опустилась на висок и ощущения вызвала такие, будто состояла не из воды, а из какой-нибудь жгучей алхимической дряни. Можно было бы подставить под капли повязку, закрывавшую в самом начале действа его глаза, но она успела куда-то подеваться в процессе. Пленник завозился, пытаясь изменить положение тела так, чтобы капли падали мимо него. Снова всколыхнул боль во всём теле, но не оставил своей затеи, и она в итоге удалась. Правда, лежать теперь было далеко не так удобно, и... Тук! Капля упала на деревянную поверхность чуть выше и правее остроконечного полуэльфийского уха. Джор зажмурился, крепко, до шума в ушах и цветных кругов перед глазами.
[indent=0.7,0.7]Зрение не выполняло больше свою функцию, не давало представления об окружающем пространстве. Острый, на зависть любому эльфу, слух тоже не улавливал ничего, помимо настойчивого капанья воды. Казалось, что нет больше ничего, помимо его тела, деревянной поверхности под спиной и прилетающих из неизвестной дали капель. Непроницаемая бесконечность, в которой подвешено его сознание. И наверняка в ней обитает кто-нибудь, кто прекрасно видит сквозь эту тьму. И не просто видит - смотрит сейчас на него, беспомощного, обнаженного, поданного к столу в качестве главного блюда. По всему телу пробежали мурашки - и было ли тому виной заметное падение температуры в комнате? Или никакой комнаты больше нет (а может, и не было никогда), а тепло из окружающего пространства высасывают сползающиеся на ужин твари, бесшумные, невидимые, но от того не менее опасные?
[indent=0.7,0.7]"Не думал, что ты боишься темноты", - собственный насмешливый голос. И собственный же (или нет?) злой ответ: "Я ничего не боюсь!" Невидимые твари сжимали кольцо вокруг него, они уже почти касались кожи в предвкушении... а потом начало сжиматься само пространство, резко и внезапно, грозя раздавить. И воздух будто бы стал непригодным для дыхания: его приходилось с силой проталкивать в лёгкие, но он не приносил облегчения. И тогда Джор рванулся в оковах, не столько в попытке освободиться, сколько желая вернуть ощущение собственного тела. Он вложил свою боль и беспомощность в крик, отразившийся от стен и потолка. Комната была на месте, и никаких чудовищ в ней не было, лишь просачивающийся сквозь камни ночной холод. И он, как и его спящее альтер-эго, ничего не боится. Теперь он знал: это всего лишь память тела, уже пережившего однажды что-то подобное. Живая плоть слаба. Но он - по-прежнему силён, и он справится с этим. Должен справиться, если хочет выйти отсюда.
[indent=0.7,0.7]Ночь казалась бесконечной. Время от времени он полностью терял связь с реальностью, проваливаясь в пустоту, в которой не было даже боли, но вскоре возвращался, чтобы вновь бороться со страхами, принадлежащими не ему. И вновь доказывать самому себе, что он сильнее всего этого: боли, страха, беспомощности, памяти тела, не желающего повторения когда-то пережитого. В какой-то момент он решился попробовать на вкус капающую на него жидкость и до сих пор жалел об этом: благодаря мерзкому вкусу во рту, пить теперь хотелось гораздо сильнее. И, словно в насмешку, тело решило, что желает избавиться от жидкости, выпитой ранее. Но это, пожалуй, могло пока потерпеть. Тем более что тишину нарушили чьи-то шаги за дверью: ночь закончилась.
