Входя в эту комнату, Альбер вдруг вспомнил о другой гостиной. Той, что находилась за много миль отсюда, за крепкими и неприступными стенами северного замка. Тогда он тоже был взволнован, но сейчас чувства явно было острее. Тогда у них все еще начиналось. Сейчас же действо явно ждет развития. чувства хотят доказательств, требуют и ждут признаний.
И как только дверь закрылось, мужчина заключил женщину в своих объятиях, обдав жаром дыхания тонкую шею. Он впился в ее губы столь страстно, сколь страстно еще утром молился Единому. Он целовал ее так, как будто в следующую минуту собирался отправиться в добровольное изгнание, уйти в монастырь или похоронить себя заживо в каменных застенках темницы. Он целовал ее смело, он целовал властно. Он на миг стал другим - и глупцами были те, кто видел в нем лишь мягкого святошу.
- Порой мне кажется, что вы - демон, Заара. Демон, посланный в этот мир, чтобы искушать. Но в следующее мгновение я готов пасть пред вами ниц и молить о прощении, ибо мысли мои недостойны вашего светлого облика. Вы создание иное - вы жительница небес. Вы слеплены из иного теста, чем все мы. Вы сама - свет, любовь и сострадание.
Альбер отпустил ее, взволнованно заглянул в глаза, а затем и вовсе отошел, пройдя к камину. Присев с ним рядом, он поправил поленья так, чтобы они горели ровно. Несмотря на то, что от огня шло тепло, его бил легкий озноб.
- Но вы же позволите мне убедиться в том, что я не ошибаюсь? И что под изысканными нарядами вы не прячете крылья демона? - вдруг спросил он с улыбкой, все еще не отводя глаз от пламени.

Альбер вздрогнул - но не столько от прикосновений ее рук, сколько от слов. Раньше никогда она не заостряла внимание на том, кто он. Точнее, кем сделала его ее воля. С ней он был священником, духовником, другом - но не инквизитором. Альбер словно отрешался от той жестокой реальности, в которую попал благодаря воле монаршей. А теперь... Пожалуй, в ее присутствии даже должность инквизитора не казалась чем-то мрачным... С этой женщиной реальность превращалась в сказку.
Он поднялся, обернулся, глядя ей в глаза. А потом резко подтянул Заару к себе, положив тяжелую ладонь на поясницу женщины. Заставляя ее изогнуться, он шепнул ей на ушко, легонько прикусывая его:
- Тогда раздевайтесь, демоница. И мы проверим, что у вас под платьем.
Он первым подал пример, стянув с себя камзол, скинув прочь шейный платок. Он же и прильнул к ней, помогая избавиться от платья.
- Но не надейтесь, что я поверю словам и глазам, - вновь шепнул он. - Я подвергну вас тотальной проверке.
Он сам не знал, что нашло на них. Почему взрослые люди вдруг захотели поиграться во что-то... Но раз так уж повернулась судьба, то пусть все идет так, как идет.
"Надеюсь, Единый простит мне такое прегрешение", - подумал Альбер.
Впрочем, нужно отдать ему должное - даже если бы воля бога была сейчас иной, если бы Единый не одобрил то чувство, что сейчас кипело в душе его верного слуги - Альбер бы сумел перешагнуть через все свое служение, чтобы насладиться близостью обнаженного тела милой сердцу Заары.

- Вы все узнаете, - улыбнулся инквизитор, чуть отступая назад.
так он мог лицезреть весь ее облик сразу, замечать плавность движений и блеск глаз. Он мог читать ее - как книгу, открывая для себя новое и новое. Вот она снимает туфельки - немного в спешке, словно боясь, что огонь страсти успеет потухнуть. Вот уже спешит к нему, без спросу ныряя ладошками под рубашку.
- Попробуйте, и если вам удастся соблазнить сурового инквизитора, то мне ничего не останется, как признать в вас демона. Но, - Альбер позволил себе заключить женщину в объятия, - Если вы не сделаете этого, мне придется вас казнить.
Священник начал вдруг покрывать лицо и шею Заары горячими поцелуями, слишком бурными, чтобы быть простой прелюдией к чему-то большему. Кое-как справляясь с собственной одеждой, он пытался стянуть с себя рубашку. Ох, надо было прийти в рясе - та снималась куда проще и быстрее! Поцелуи, поцелуи, блуждающие руки под тонкой тканью белья. Бесстыдно оголенные бедра, высоко задранная рубашка - пожалуй, будь на месте Заары любая другая женщина, то выглядела бы она как распутная девка. Но королева - пускай и бывшая - была преисполнена такого достоинства, что у господина Монраси сносило голову напрочь.
Он легко оторвал ее от пола. посадив на крепкий дубовый стол - гордость госпожи Сантагар.
- Дуб всегда считался священным деревом, жилищем богов, небесными вратами, через которые божество может появиться перед людьми, - вдруг шепнул Альбер, улыбаясь. - Он символизировал силу, долголетие и... плодородие. Вам не стыдно, ваше величество, сидеть голой попой на таком сакральном предмете интерьера?

Что с ней можно было делать? С этой барышней, так призывно изогнувшейся перед ним? С этой красоткой, что бесстыдно выставила напоказ жаждущую ласки грудь? Что можно делать с ней? Только наказать. С каким изящным бесстыдством она развела перед ним ножки - не так, как делают это иные женщины, получающие за подобные развлечения деньги.. но и совсем не так, как юные скромницы, что боятся и жаждут ласки одновременно. Заара словно играла, приглашая Альбера присоединиться к ней. Она изысканно соблазняла, при этом делая вид, что в мыслях вообще ничего подобного нет.
- Я буду вас мучать, моя милая.
И в подтверждении своих слов он начал неспешно раздеваться, аккуратно снимая вещи и не менее аккуратно развешивая их на спинке стула.
- Вы будете смотреть и изнемогать от желания. Ваши чудесные сосочки затвердеют, моля о ласках. Меж ваших чудесных ножек станет вдруг совсем влажно. Вы будете кусать губки в изнеможении, но при этом не станете просить овладеть вами прямо сейчас, прямо здесь, на столе.
Альбер на мгновение замер, окидывая взглядом Заару и задерживаясь на всех тех местах, что только что отметил словом.
- Но я терпеливый. Я подожду еще немного, чтобы страсть начала доставлять едва ли не мучение - а потом... потом сделаю с вами все, что захочу - и вы не посмеете мне сопротивляться. Вы будете удивительно покорной и согласной на все. Вы будете молить меня только об одном - чтобы я ни на мгновение не лишал вас своего общества. Как думаете, хорошее наказание для демона-искусителя?
Закончив с одеждой, Альбер вновь приблизился к Зааре, проведя ладонью по ее ножке - от ступни до бедра.

Удивила? Не то слово!
Альбер вдруг на миг почувствовал себя мальчишкой, что краснеет и бледнеет перед многоопытной женщиной, в постели которой он по какой-то роковой случайности оказался. О, Заара таила в себе столько загадок и тайн, что в пору было начинать глобальные научные изыскания в этой области. Что она творила! Как целовала! Как смелы были ее ласки! Смущенный священник на миг дар речи потерял, он забыл уже, что такое женское коварство. Он слишком долго вел отшельнический образ жизни, что разучился противостоять магии женской красоты. Особенно, если женщина была перед ним в таком чудесном наряде.
- Вы сводите меня с ума, - признался он, не в силах больше терпеть ее самоуправство.
Как произошло так, что женщина вдруг оказалась у него на руках? Когда он успел припасть к ее губам, страстно терзая их, слегка прикусывая? Но вот уже Заара вновь лежит на столе, такая открытая и горячая, а он... он склоняется над ней, жарко ласкает грудь, вызывает легкую дрожь. Странное чувство, будто здесь и сейчас происходит какой-то ритуал.. раньше Альбер впадал в такое исступление именно во время служб и молитв, а теперь.. теперь он терял голову от запаха этой женщины, от ее ангельски-нежной кожи, от ее горячих губ и ловких пальчиков, от бесстыдно раскинутых ног...
Она была божественна - именно в этой своей раскрепощенности и свободе. Лежа на столе, раскрыв всю себя для ласк - самых безумных, самых сумасшедших - она оставалась самой величественной из всех женщин, которых когда-либо знал Альбер. Заара была королевой. Даже когда истекала нектаром страсти, когда призывно покачивала бедрами ему навстречу, когда в порыве страсти закусывала губки и что-то шептала...
Пожалуй, и в этот раз Альбер не успел понять, когда горячее лоно приняло его всего, без остатка, жадно сжав, не желая отпускать. Он словно обезумев с жаром пронзал ее вновь и вновь, словно и в самом деле она была демоном, сумевшим искусить святого. Положив руки на ее колени, прижав их к груди женщины, он всецело посвятил себя тому, что творил. Пожалуй, если бы это было наказанием, то все грешницы мира молили бы только о такой казни...

Альбер Монраси был перфекционистом. Все, что он делал, он старался довести до совершенства. Он всегда всецело отдавался делу - будь то молитва, и тогда он молился столь страстно, что готов был забыть обо всем, кроме общения с Единым; будь то проповеди - и тогда его речи, наполненные горячими призывами и искренними просьбами, давали новый смысл жизни страждущим.
В любви он тоже стремился к идеалу. Он любил Заару - любил всецело. безусловно. Просто потому, что она была. Не "за что-то", не "вопреки чему-то"... Просто так. И даже сейчас, когда его тело каждый раз словно пробиваясь через сотни преград пронзает ее лоно, когда с ее губ срываются стоны, а с его - то ли рычание. то ли еще что-то... даже сейчас бессознательно он пытался все сделать на высоте.
Он поднял ее, как пушинку - крепко сжимая его ногами, Заара сама помогала мужчине удержать ее на весу. Он впился в ее губы, одновременно приподнимая бедра женщины - но лишь для того, чтобы потом с новой силой опустить ее вниз. И еще раз, еще... Жесткие сосочки, возбужденные всей этой страстью, едва ли не царапали кожу. Но это было так прекрасно, это просто сводило с ума. Он терзал ее губы - они еще никогда не были столь сладкими.
Мгновение - и вот Альбер уже прижимает Заару к стене. Заключительные аккорды дивной мелодии - финальные движения, наполненные безумием. И вот он - стон, венчающий все усилия...
- Вы признаны виновной, моя королева. И приговариваетесь к вечному заключению в моих объятьях.

Не сразу понял священник, что скрывалось за этими поцелуями. По началу он воспринял их как благодарность, как желание выразить нежность, но позже осознал свою ошибку. Заара ластилась к нему, как кошка, всем своим видом показывая, что тело ее жаждет продолжения. Ее глаза сияли нездоровым блеском, в котором виднелись отблески огней Бездны.
Альбер усмехнулся - с толикой грусти или даже сожаления.
- Вы совсем не боитесь, моя ненасытная.
Что будет, если священник утратит над собой контроль? Разве будет хорошо, если он позволит на свободу вырваться тому зверю - яростному, дикому, полному страстей и метаний - которого он укрощал все эти годы. Готов ли Альбер Монраси перестать быть собой в угоду женщине - пусть и горячо любимой женщине? Вряд ли.
Он нежно опустил ее на стол, а сам присел подле нее. Развел руками ноги, после чего устами прильнул к истекающему нектаром лону. Нежное прикосновение - словно к лепесткам цветов. Без урагана и без бури - они были ни к чему. Он обвел язычком дивный бутон, он позволил себе немного испить из источника... Он ласкал ее - так, как того требовала его душа.
"тТ думаешь, что любовь - это дикость? Что это все разрушающий порыв? Я покажу тебе тихую страсть. Я помогу тебе увидеть иные грани того, что ты испытывала ранее"
Альбер Монраси не спешил. Он просто творил небольшое чудо, всем сердцем желая произвести нужное впечатление на особу, что так рьяно вообразила себя демоном.
"Если я сорвусь в пропасть, ты же первая разомкнешь пальцы. Ты не полетишь со мной, ты слишком чиста и невинна для этого... Не играй в те игры, для которых не созрела... Я люблю тебя и без всех жертв"

Она сошла с ума от любви. Но разве это грех? Разве грешно любить? Дарить друг другу счастье?
Альбер не винил ее. Не осуждал. Просто любил. Он хотел подарить ей счастье, но сейчас был растерян  и даже несколько испуган. Он боялся, и в этом не было стыда, что не сможет дать этой женщине то, что она заслуживала. Он опасался, что не удержится на тонкой грани дозволенного. Как далеко готова была зайти королева в том, что происходит наедине между мужчиной и женщиной?
- Заара, - мягко начал он, чуть отстраняясь от ее пьянящих губ, - что ты хочешь?
Глупо прозвучал вопрос. Но зато так актуально... Чего хочет женщина? О, сотни мудрецов вопрошали о том всех - звезды, богов, самих себя. И каждый раз не находили ответа. Игры? Блеска граней соблазна? Покорить или покориться? Вести или быть ведомой? Можно было зайти по тропе желаний далеко, но была ли тропа единой для двоих?
Альбер растерянно смотрел на женщину, он то краснел под ее взглядами, то бледнел. Как мальчик робкий, но лишь на первый взгляд. Внутри священник боролся с собственными демонами...
Он жаждал ее - эту обнаженную красавицу с наглой решимостью в глазах. Но знала ли она о том, какие видения порой во сне посещали Альбера? Знала ли Заара, отчего священник просыпался в своей постели, невнятно шепча молитву... но не Единому, а ей?
Впрочем - она могла узнать... Если захотела бы.
Заара всю жизнь жила среди тех, кто ей угождал и ей подчинялся. Неужто в мужчине она хочет увидеть совсем иное? Или наоборот - специально искала того, кем можно повелевать? Что хочешь ты, женщина? Хотя бы однажды дай ответ сама... себе.

Повиноваться этим губам. Этим рукам, что влекут вниз. Стать на некоторое время покорным ее воле.
Альбер улыбнулся, позволяя себе расслабиться. Она хотела стать для него сейчас богиней, вершить его судьбу... Но не знала, глупышка, что он и так готов был пасть к ее ногам.
Наблюдая за Заарой, Альбер не мог оставаться безучастным. Его рука скользила по ее волосам, вниз, к спине, а потом снова по кругу... Он убирал непослушные прядки, пытаясь судорожно сохранить хоть каплю рассудка. Это было сложно - его Заара, его королева творила с ним такое, отчего в груди дыхание исчезало, огнем легкие опаляя.
прекрасная картина - камин, огонь горит, тихо потрескивают дрова. Из-за стен толстых едва долетает далекая музыка. Он и она - обнаженные и разгоряченные, утолившие первую страсть. Тихие стоны, прерывистое дыхание. Впереди была вся ночь, и можно было попробовать любой - самый запретный плод.
Альбер позволил себе не думать ни о чем - отпустил и чувства, и мысли. Он не стыдился, когда с уст слетали вздохи, когда голова невольно запрокидывалась назад, а взор отчаянно цеплялся хоть за что-то... Она ласкала его - и делала это с любовью. Большего этим двоим сегодня не нужно было.
Альбера долго учили смиренности, ему говорили, что удовольствия в жизни ведут к страстям, что порождают в теле и в душе гибельные желания. Он верил - до встречи с Заарой - что любой грех начинался именно с ненужных влечений.
А сейчас, познав сладость греха, он вновь и вновь вопрошал Единого - правильно ли волю его трактуют святые отцы. Разве может быть такое - греховным?
Ох, эти губы... Заара, любовь всей его жизни...